Луиза — или Марион, как я продолжал называть ее про себя, — наверняка ни единым словом не обмолвилась ван дер Мейлену о нашем с ней разговоре у ее дома. Во всяком случае, его отношение ко мне оставалось прежним. Я, как и подобало ученику, выполнял все требования наставника, но и не забывал о заказах ван дер Мейлена. В редкие свободные часы я посещал уроки борьбы, на которых Роберт Корс натаскивал меня по части приемов самообороны. После этих занятий я взял привычку, расположившись за столиком в уже знакомой харчевне, наблюдать за входом в дом купца ван Рибека, но увидеть Луизу мне так и не удавалось. В целом, у меня не было особых поводов корить судьбу, однако мне по-прежнему не давала покоя мысль, что я ни на дюйм не продвинулся в расследовании обстоятельств убийства, совершенного Осселем.
Не могу сказать, что меня заставило восстановить в памяти исчезнувшую картину. Может, боязнь того, что неумолимое время сотрет из памяти черты смертоносного полотна. А может быть, сыграло роль отчаяние от мысли, что мне уже никогда не удастся отыскать его следы и тайна так и останется неразгаданной. Как и следовало ожидать, копия вышла лишь приблизительная. Слишком уж мало времени у меня было на изучение оригинала, чтобы запечатлеть в памяти детали. В особенности лица. Если лицо самого красильщика Гисберта Мельхерса я еще помнил, то, пытаясь воссоздать лица его супруги и детей, доверился исключительно собственному воображению. И все же, закончив репродукцию, я убедился, что в целом сходство с подлинником было весьма близким. Даже игра света и тени, так напоминавшая мне работы моего учителя мастера Рембрандта, была передана мною достаточно убедительно, что, несомненно, льстило моему самолюбию. А синий цвет — лазурь, которой была выписана одежда изображенных на картине, напротив, не удалась, хотя немало сил ушло на подбор нужного оттенка. Либо автор использовал какую-то неизвестную синюю основу краски, достать которую ни у кого в Амстердаме, даже у самого пронырливого торговца, не представлялось возможным, либо он добился неповторимости оттенка, смешивая другие краски. Но сколько я ни экспериментировал, смешивая их, желаемого результата так и не достиг.
Однако вопреки всему я был доволен проделанной работой и ее результатом. Никто и не подозревал об этой копии, ибо я работал над ней втайне от всех. Каждый раз, отправляясь на Принсенграхт, где брал уроки борьбы у Роберта Корса, я прикрывал полотно от любопытных глаз накидкой.
В тот день я освоил навык выскальзывать из цепких объятий противника, изучив прием, позволявший молниеносно уложить его на обе лопатки. Наставник по части единоборств был доволен моими успехами, и я невольно задался вопросом: а может, мне на роду написано куда больше преуспеть по части борьбы, нежели в живописи? После занятий мы заворачивали в близлежащую харчевню отведать пива, и Корс рассказывал мне о былых временах, когда они с Осселем были друзьями, свято убежденными в том, что весь мир, стоит его только хорошенько ухватить, непременно станет твоим.
И сегодня мы попрощались, как обычно, сердечно, после чего Корс отправился к себе в школу. Я уже собрался встать из-за стола, но тут взгляд мой упал на человека, дожидавшегося кого-то у входа в дом мастера Мельхиора ван Рибека. Его я узнал бы из тысяч и — это был Мертен ван дер Мейлен. Торговец антиквариатом нетерпеливо мерил шагами тротуар. Наконец из дверей дома вышла дочь купца. Из-за ствола вековой липы я видел, как торговец провел девушку к стоящему тут же наемному экипажу. Куда они собрались? Может, ван дер Мейлен предоставлял Луизу в натурщицы и другим художникам? В эту пору дня? Нет, такого быть не могло. Солнце уже садилось, а ни один живописец не станет за мольберт при искусственном освещении. Когда экипаж двинулся с места, я, не раздумывая долго, побежал вдогонку за ним.
Движение на улицах Амстердама было довольно оживленным, у перекинутых через каналы мостов была настоящая толчея. Это здорово облегчало мне задачу проследить, куда все-таки направлялся экипаж. А направлялся он, как я вскоре убедился, на оживленную Антонисбреестраат. Расплатившись с извозчиком, Луиза и ван дер Мейлен тут же исчезли за дверями одного из увеселительных заведений, которыми славилась эта улица. Оттуда доносились музыка, пение и смех.
Двери охранял швейцар, широкогрудый рослый мужчина, пристально оглядывавший всех входивших. Он сразу же узнал прибывших, и лицо его расплылось в угодливой улыбке. Ван дер Мейлен что-то сказал ему, и они обменялись несколькими фразами. Увы, из своего импровизированного убежища — я хоронился за огромной бочкой для сбора дождевой воды на противоположной стороне улицы — я не мог расслышать, о чем шел разговор. Но что самое любопытное: ван дер Мейлен и его спутница не воспользовались главным входом, а вошли в заведение через заднюю дверь, выходившую в узенький проулок, отделявший этот дом от соседнего.
Покинув убежище, я ленивой походкой прошагал к увеселительному заведению. У входа я удостоился пристального взора цербера. Его рыхлое, в оспинах лицо, спутанные волосы и шапочка набекрень придавали ему сходство с бродягой без определенных занятий. Он великолепно вписался бы в троицу, нападавшую на меня в тот памятный вечер неподалеку от Лабиринта. Впрочем, выбор владельца увеселительного заведения нетрудно объяснить: именно такие типы ему и были нужны, чтобы отпугивать всякий сброд.
— Весело тут у вас, — с понимающей улыбкой произнес я и хитровато подмигнул охраннику. — Посоветуете зайти?
— Вам здесь делать нечего, — без церемоний отрезал он. — Это заведение предназначено для другой клиентуры.
Намек был мною понят.
— Уж не думаете ли вы, что у меня не хватит денег расплатиться за стаканчик винца? Так вот, ошибаетесь, милейший. Деньги у меня есть, могу и с вами поделиться!
Достав из кармана монету в один гульден, я повертел ее у него перед носом.
Внимательно посмотрев на зажатый в пальцах гульден, верзила, не скрывая презрения, бросил:
— Отправляйся-ка ты лучше в порт. Там полным-полно притонов, где тебе за гроши нальют вина. Убирайся отсюда!
Делать было нечего. Спрятав свой несчастный гульден, я удалился, словно побитый пес. До ближайшего угла. Там, спрятавшись за аркой ворот, я стал наблюдать за входом в заведение. Охранник не обманул меня — клиентура здесь была в самом деле не какая-нибудь: зажиточные горожане, купцы, чиновники высокого ранга, как мне показалось. Наметанным глазом швейцар мгновенно определял тех, кто принадлежал к этим кругам. Но я не собирался капитулировать — стремление разобраться в загадке Луизы ван Рибек придавало мне решимости.
Когда стемнело, стараясь держаться в тени домов, я пробрался к узкому переулку, в котором исчезли Луиза и ее кавалер. Чтобы отвлечь внимание цербера, я стал кидать камешки в стену дома, противоположного тому, в котором располагалось заведение. Мой расчет оказался верным — швейцар, на время покинув пост, направился к дому посмотреть, в чем дело. Этого мне было достаточно, чтобы незаметно проскользнуть в переулок.
Зажатая между домов узкая улочка выглядела зловеще. Небо отсюда можно было разглядеть, лишь задрав голову. Резко пахло мочой и испражнениями. Стараясь дышать ртом, я опасливо продвигался вперед и вскоре обнаружил черный ход в заведение.
