устали и от поездки и от неудобств в пути. Их даже не отвлекала Ляля, что бегала и лаяла то на них, то на Юзека, приглашая к играм, но детские ножки отталкивали ее нехотя, а кот сторонился и уходил к столам, где уже выкладывалась еда.
Я отошла от них к кустам и отвернувшись, глядела на закат. Листочки на ветках слегка дрожали от колебания воздуха, и мне казалось, что так же подрагивала и я, прислушиваясь к себе. Что-то тяготило меня, какое-то нехорошее предчувствие. Та еще моя нюха, чего я всегда не любила в себе. Вздрогнула, когда почувствовала руки Симеона. Он приник к моему уху.
— Что с тобой, хорошая моя? — поцеловал в шею. — Что-то чувствуешь? Брось. Уже всё прошли, и теперь еще один переход и мы дома.
Я повела плечом.
— Нехорошо на сердце, будто чую беду, только откуда, не знаю, но она рядом.
Он резко развернул к себе и наклонился над моим лицом.
— А ну-ка посмотри на меня, — тихо сказал он.
Я подняла голову и заглянула в его вдруг потемневшие зеленые глаза.
— Что может такого произойти, когда кругом никого нет, даже деревушки. Одни горы, леса и поля.
— Я не знаю, — вздохнула и высвободилась из его рук.
Отошла в сторону и принялась машинально обрывать листочки с веток.
— Понимаешь, — повернулась к нему, — я верю своему предчувствию и оно меня не обманывает никогда.
— Ну, и что говорит твоя «нюха»? — спросил усмехаясь.
— Говорит, что будьте начеку.
— Будем, — улыбнулся он. — А теперь иди ко мне. И перестань хмуриться, тебе это не идет.
Обняв, прижал к себе. Так мы и стояли, пока не услышали голос Елены, чтобы шли к столу.
Всё убрав после себя и даже зарыв остатки костра, потихоньку собирались к машине. Эйтан ловил собачку, а Ольга, смеясь, закрывала кота в переноску, дети уже оживились и бегали в догонялки вокруг машины, их пытались поймать Митька с Витькой от чего те визжали от восторга. Я наблюдала эту картину и мрачнела всё больше. Наконец все устроились в салоне, и я залезла последняя. Обернувшись, пожурила ребят и Людмилу, что не надели жилеты, но ребята рассмеялись, а Люська махнула рукой.
— Ой, отстань, подруга! Так надоело тяжесть таскать. Скоро уже приедем. Осталось всего ничего и все будет хорошо.
— Твои слова, да Богу в уши, — прошептала я на ее слова и отвернулась.
Выехали на дорогу и тронулись в путь. Дорога опять шла в гору, и машина ехала медленно. А там опять поворот за поворотом и все ввысь. Горы, хоть и старые, и все же возвышенность. Сумерки сгущались и уже проступали на небе первые звезды. В салоне было тихо.
Многие уже дремали, когда из-за поворота на нас выехала грузовая машина. Эйтан дал по тормозам, и машина пошла юзом. Все проснулись тут же.
— Что случилось! — вскрикнула Елена.
И тут уж было не до ответов. Я поняла, что моя чуйка была права, и мы попались и при том круто. Машина была военной, из последних моделей с плотным брезентовым тентом. Она тоже ушла в сторону и тормозила. Я крикнула Эйтану, чтобы он выравнивал машину и продолжал ехать. Тот ругался вслух и давил на педали. Машина взревела, и мы покатили дальше. Я оглянулась и увидела, как разворачивался по узкой горной дороге тяжелый ГАЗ, и теперь поняла, что так просто они не отстанут. Это уже не те деревенские халявщики, это банда, хорошо оснащенная и, возможно, хорошо вооруженная. Мы ехали медленно, так как дорога шла в гору, да еще и фаркоп с бадьей тормозил. Машина надрывалась, а прибавить скорость не мог, иначе мотор заглохнет и тогда нам будет плохо.
Я сдержано говорила ему в поддержку и утешение:
— Все хорошо, Эйтан, ты молодец. Не спеши. Они еще только разворачиваются. Машина у них тяжелая и им надо время, а мы успеем, и скоро будет спуск. Там и оторвемся.
Уже все встревожились. Детей закутали в жилеты и спустили на пол, Ольга села к ним, Симеон переместился к ребятам, потеснив Людмилу в середину. Она приготовила санитарный чемоданчик и пистолет.
— Елена, — прокричала я, — если что, падай на пол! Виктор, ты отвечаешь за женщин и детей. Всем приготовиться к возможной резкой остановке, если начнется пальба. Будем рассыпаться по местности и прятаться.
И тут захрипело у меня во внутреннем кармане куртки. Я вздрогнула и тут же поняла и обрадовалась — рация! Как же я про нее забыла! Вот сейчас-то она была очень даже нужна! Выхватив из кармана, нажала кнопку:
— Слушает Надежда. Прием.
— Это папа, дочь, — услышала я родной голос. — Вы где? Прием.
— Папа, — закричала я, — мы в тридцати километрах от тебя и у нас в хвосте военный грузовик. Прием.
— Что делает? Прием.
— Пока только развернулся и следует за нами. Это могут быть свои? Прием.
— Нет, дочь, — услышала я тревогу в голосе отца, — это враги. Вам надо оторваться и как можно дальше. Если начнут стрелять, тут же остановись и сообщи мне место вашего нахождения. Будем пробиваться. Будь осторожна. Прием.
— Все поняла. Я так и говорила. А кто это? Прием.
— Это другая бригада, и она идет в обход по области. Хорошо вооружена. Постарайтесь уцелеть. Мы уже выдвигаемся вам навстречу. Прием.
Я сообщила наши координаты и повернулась к своим.
— Слышали! — радостно крикнула. — Отец сказал, что выручит нас. И будем делать всё, как он сказал. Поняли?
Повернулась к Эйтану.
— Все будет хорошо. Давай вперед и не бойся.
— Я и не боюсь. Только страшно за своих, — прошептал он сквозь сжатые зубы.
Машина нас нагоняла. Включили фары и мигали ими, показывая остановиться. Мы ехали, не снижая скорости. И тут я услышала частый стук.
— Ложись! — крикнул Симеон в салон.
Я поняла, что по нам открыли огонь. Мы не могли останавливаться, иначе съедем в обрыв. Надо выбираться. Автоматные очереди уже участились. Стреляли по колесам прицепа. Он пока загораживал нас от пуль. И тут услышали, как выстрелили его скаты, и наша машина потяжелела и затормозила.
Эйтан выругался вслух и заорал, что надо отцеплять цистерну иначе она утащит нас вниз. А там уже было не хило высоты.
— Что будем делать? — кричала я в салон.
— Надо отцеплять ее, — откликнулся Симеон. — Эйтан прав. Она уже тяжелит машину.
— Как! — кричала я сквозь вой мотора. — Останавливаться?
— Нет, — покачал головой он, — только на ходу.
— Как это на ходу?
— Надо пробраться назад и спустившись вниз отцепить фаркоп.
— Кто должен пойти?
— Я пойду, — откликнулся Симеон. —
