— Дейрдре, кто может об этом знать? Работал там кто-нибудь, кто может помнить? Вы упомянули кухарку, другую служанку.
— Кухарки долго там не держатся, — фыркнула Дейрдре. — Они вечно недовольны! Миссис О'Ши проработала там год с небольшим. Дольше нее никто там не продержался.
— Дейрдре, но вы проработали там пять лет. Почему?
— Нуждалась в деньгах, почему же еще? Китти, служанка, что была до меня, оставалась там очень долгое время. И что бы ни говорили, мистер Бирн был неплохим хозяином. В нем всегда ощущалась какая-то печаль, но он был щедрым, давал мне дополнительную плату на Рождество и день рождения, но велел не говорить этой особе, миссис Бирн. К Джону тоже хорошо относился. Джон целую вечность работал там. Они иногда выпивали вместе, когда остальные ложились спать.
— А где теперь Китти? — спросила я.
— Не знаю, — ответила Дейрдре. — Больше я ее не видела.
— А Майкл? Он хорошо ладил с мистером Бирном?
— Майкл. — Голос ее дрогнул, и она немного помолчала. — Да, Майкл и мистер Бирн тоже ладили. Когда он был сильно болен, умирал, то любил смотреть, как Майкл работает в саду. Знаете, Майкл был влюблен в Брету. Может, вы заметили. Ему не удавалось этого скрыть. Он очень расстроился, когда она ушла. Тогда Брета была стройненькой, совсем не толстой и очень красивой. Она скверно выглядела на похоронах. Очень скверно. Майкл оставался, потому что хорошо относился к мистеру Бирну и ждал Брету, надеялся, что она вернется. Как думаете, она оправится? Она выглядела на похоронах слегка странно.
— Вы знаете, почему она ушла?
— Из-за молодого человека. Брета встречалась с кем-то в городе, а отцу это не нравилось. У них вышла жуткая ссора, мистер Бирн кричал, и Брета орала. Жуть. Брета ушла и не захотела возвращаться. Я слышала, она недавно порвала со своим молодым человеком, но в дом не вернулась.
— Не знаете, кто этот молодой человек?
— Падди Гилхули, — ответила Дейрдре. — Странно, это имя вспоминается снова и снова. Эмину Бирну он, видимо, достаточно нравился, чтобы подарить ему лодку, но недостаточно, чтобы позволить встречаться со своей дочерью.
— Видели вы Майкла в тот вечер? Когда он…
Увидев ее пораженное лицо, я не договорила.
— Нет, — ответила она. — Как я могла его видеть? Он ушел на ночь. Жил он в доме для работников. Я жила в большом доме, — добавила она. — На верхнем этаже. Уютное местечко. Мне его отвел мистер Бирн.
— Может, он зачем-то вернулся в дом. Его нашли в саду, ближе к большому дому, чем к коттеджу для работников, и я решила, что он, должно быть, вернулся.
Конечно, вернулся, подумала я. Майкл обещал Брете сходить за Вигсом, а он был человеком слова.
— Вот не знаю, — сказала Дейрдре.
— Как думаете, был у него ключ от дома? То есть мог он войти, не будя никого?
— Должно быть, — ответила она. — У всех работников были ключи. Только не от парадной двери, а от черного хода сзади. Но к чему вы клоните?
— Ни к чему, — ответила я. — Просто я видела Майкла в пивной перед его смертью, и у меня создалось впечатление, что он собирался пойти в дом.
Дейрдре взглянула на часики.
— Мне пора, — сказала она.
— Я провожу вас к машине, чтобы вы взяли вещи. Куда вы едете? Вам есть где остановиться?
Она взглянула на меня с подозрением.
— Не волнуйтесь, Дейрдре, — сказала я, — следить за вами я не собираюсь, и отвечать на вопросы вы не обязаны. Я просто хочу знать, что у вас все будет в порядке.
— Поживу у племянника в Дублине, пока не найду нового места, — ответила наконец она. — Не пропаду.
— Уверена, что у вас все будет замечательно, — утешающе сказала я. Дейрдре была довольно-таки раздражительной, а мне хотелось узнать еще кое-что. — Дочери с мужьями — они все живут в большом доме?
— Этне и мистер Макхью в доме. Фионуала и мистер О'Коннор тоже жили там — места в доме много, — но рассорились с остальными членами семьи, во всяком случае, мистер Макхью и мистер О'Коннор как будто не ладят, и они перебрались в дом поменьше, тоже на территории имения, но дальше по дороге, вблизи от дома для работников. Фионуала живет там и сейчас. Мистер О'Коннор, я слышала, снимает в городе квартиру, — сказала она и потянулась к сумочке.
— Дейрдре, пусть чай будет моим угощением, — сказала я, показав, чтобы она убрала кошелек. — Не знаете, из-за чего рассорилась семья?
Дейрдре пожала плечами.
— Не слышала. Видимо, из-за денег и бизнеса. Мистер Макхью и мистер О'Коннор совместно управляли «Бирн Энтерпрайзис», когда мистер Эмин Бирн болел, и не особенно ладили. Когда во главе стоял мистер Бирн, все было хорошо: он заставлял их работать вместе, но потом…
Она не договорила.
— А Конал и Фионуала? Что случилось у них?
— Думаю, обычное дело, — осуждающе ответила Дейрдре. — Она всегда поглядывала на сторону, а он пил. В результате бездельничал. Алкоголь, знаете ли, ирландское проклятье. Навлекли его на нас англичане.
Я заметила, что англичан винили здесь очень во многом. Доставая бумажник, чтобы оплатить счет, я взглянула в сторону бара. Выглядел он хорошо, синие стены были оклеены аккуратно обрамленными старыми плакатами, рекламирующими различные сорта пива. Один гласил: «Темный эль из Ньюкасла!». «Каридж!» — провозглашал другой. Здесь явно пили английское пиво, несмотря на свое отношение к англичанам.
Я оглядела рекламу английского пива, потом взяла ложечку и увидела изображение на ручке. Это был дикий кабан свирепого вида с двумя скрещенными костями в пасти.
— Дейрдре, как называется это заведение?
— Пивная или чайная? — ответила она. — Это чайная Бригид. Вот она, — Дейрдре указала на женщину, которая подала нам чай и теперь сидела за кассой. — А пивная называется «Кабанья голова».
— Одну минутку, — сказала я. Достала из сумочки листок бумаги и написала записку. Отдала Бригид ее и деньги. Бригид взглянула на записку, потом на меня.
— Пойдемте со мной, — сказала она наконец. Взяла поднос с чаем и стала подниматься по лестнице на второй этаж. Очевидно, она жила там вместе с семьей. В большом кресле перед телевизором сидела старуха. Когда мы вошли, она с подозрительностью оглядела меня.
— Все хорошо? — ворчливо спросила она у Бригид.
— Замечательно, мама. Вот твой чай. Как ты себя чувствуешь?
— Хорошо, насколько этого можно ожидать в моем возрасте. Это земляничное варенье? — сказала старуха, коснувшись его ложечкой. И, очевидно удовлетворенная, повернулась ко мне. Она была очень хрупкой, руки ее были почти прозрачными, с голубыми венами, волосы совершенно седыми. Несмотря на тепло в комнате, казавшееся мне чрезмерным, она куталась в одеяло и казалась совсем маленькой в своем большом кресле. Но глаза у нее были ясными, и у меня создалось впечатление, что она очень проницательна.
