этого вожделенного тела.
– Долго же ты думала…
– Не так-то это просто… – шептала она, стягивая с него футболку.
– Почему решила?
– Сначала ты на моих глазах чуть не убил подонка, который продал своих детей… – она обнимала его, ерошила волосы, прижималась всем своим горячим телом, – А потом в лесу я увидела, что ты возвращаешься за мной, бежишь под молниями меня спасать, а вокруг льётся вода и падают деревья…
Макс уже не слышал её, с головой проваливаясь в густой и страстный, тягучий любовный бред.
Глава 11
Макс, чуть пригнувшись, с двумя пустыми глиняными кружками в руках, быстро шёл к дому и молил Бога, чтоб Лёня ещё не проснулся. Вовсю пело утро, на дальнем конце деревни несколько раз прокричал петух, мычала выведенная на полянку корова деда Сергея. Природа возвращалась к жизни после грозы. Макс не спал всю ночь, сейчас он улыбался и был пьян. Пьян от этой ночи, от пряной страстной женщины, которая дала ему сегодня столько любви, сколько, казалось, он и за всю жизнь не получал! Ещё, конечно, Макс опьянел от тёплого шампанского, которое они до утра пили из чайных чашек в перерывах между ласками.
Макс поднялся на крыльцо, на цыпочках зашёл в дом, прошёл в кухню, чтоб избавиться от кружек, и застыл на пороге – за столом сидел Лёня, рядом с ним, на полу, лежали его костыли. Лёня завтракал: пред ним была деревянная доска, большой кухонный нож, колбаса и булка, он делал себе бутерброды и с удовольствием их ел.
– Привет, пап!
– П… Привет… Ты сам сюда дошёл?
Лёня гордо кивнул:
– Да. Наконец-то получилось. И сам взял из холодильника колбасу. Вот только чай не стал готовить, боюсь ошпариться.
– А я сейчас сделаю тебе чай, сынок, – засуетился Макс, – И тебе, и себе… Чайку попьём… Да. Вот. А я к собакам ходил…
– С этими кружками?
Макс посмотрел на глиняные колобашки, которые продолжал держать в руках, потом на сына. Лёня склонил голову к плечу:
– Папа, ты ночевал у Алекс? Она всё-таки тебя полюбила?
– Э… Ну… – замычал Макс, розовея.
– Я рад. Ты нерешительный. Но Алекс это нравится.
– А?…
– Она сказала, что почти уже любит тебя, но ей нельзя бросаться в омут с головой. Для женщины очень важна репутация, – солидно закончил Лёня.
– С этим не поспоришь… – обалдело пробормотал Макс, сел к столу, наконец, поставил свои кружки и посмотрел на сына, – Вы, что с ней об этом говорили?
Лёня кивнул:
– Да. И о разном другом тоже. Мы много разговаривали, когда я учился ходить на костылях, она мне про себя рассказывала. У неё был противный муж, но она почему-то его всё равно любила. А потом она поняла, что это болезнь, а не любовь, и вылечилась.
Макс дотянулся через стол до ножа и доски, сделал себе большой толстый бутерброд, откусил, спросил с набитым ртом:
– А ещё про меня она что-нибудь говорила?
– Да. Алекс сказала, что если бы она тебя сразу встретила, то всё было бы по-другому. Но потом мы с ней решили, что не надо ей было с тобой встречаться.
Макс перестал жевать:
– И почему это?!
– Алекс говорит, что жизнь даёт нам уроки, и нужно их принимать и понимать. И теперь, после противного мужа, ты ей в сто миллионов раз дороже.
Макс улыбался:
– Я влюблён, сынок.
– Это даже я заметил.
– А что ты скажешь, если я сделаю ей предложение?
– А… ты разве не сделал? Как же так? Вы ведь сегодня спали вместе!
Макс залился краской:
– Нет… То есть, да… Ну, словом, я хотел сначала посоветоваться с тобой.
– Теперь уже о чём советоваться? Назад дороги нет, папа. Но она мне очень нравится.
Макс посмотрел на сына. «Это всё от книг! Благородные рыцари, прекрасные дамы… Надо ему телевизор в комнату купить!»
Макс сделал Лёне чай, себе заварил крепкий-крепкий кофе. Зевнул. От счастья и усталости он едва держался на ногах, его даже шатало.
– Лёнчик, я обещал отвезти тебя сегодня в город…
Мальчик милостиво махнул рукой:
– Завтра съездим. Мне есть, чем заняться.
– Что делать будешь?
– Хочу подумать над той партией, помнишь, которую Крамник проиграл?
Макс кивнул:
– Желаю удачи.
Макс накормил собак, выпустил в вольер, потом навёл порядок в псарне. Закончив, он пошёл в баню – вода в котле была ещё теплой с вечера, он наскоро сполоснулся, завернулся в махровую простыню, вышел из бани, воровато поозирался по сторонам, быстро добежал до сторожки.
Алекс крепко спала, дыша ровно и глубоко, чёрные шёлковые волосы разметались по подушке.
Макс снял с себя простыню, растянул её на прогоревшей буржуйке, забрался к Алекс под одеяло, прижался к разогретому мягкому телу, глубоко вздохнул. Она сонно улыбнулась:
– Ты вернулся…
Макс целовал ей шею, плечи.
– Я по делу.
Она перебирала ему волосы.
– Это очень важное дело, – со смехом прошептала Алекс.
– Я не шучу. Сейчас ещё немножко тебя поцелую и буду предложение делать.
Она открыла один глаз:
– Какое предложение?
– Официальное.
Алекс приподнялась на локте:
– Какая муха тебя укусила?!
– Это не муха… Ложись, ложись, чего ты подскочила? Вот так… Это не муха. Лёнька сказал, что теперь я обязан на тебе жениться.
– Лёня знает? Ты ему рассказал?!
Макс замотал головой:
– Нет. Он сам догадался. У меня, похоже, всё на лице написано. Пойдёшь за меня?
– Нет.
– Почему?
– Я тебя совсем не знаю.
– И не любишь?
– Люблю.
– Ну, выходит, знаешь.
– Паша, ты серьёзно?
– Какие уж тут шутки!
Она выбралась из его рук, села, пригладила свои спутанные волосы. Посмотрела на него:
– Я выйду за тебя, но не сейчас.
– А когда?
– Потом. Позже. После зимы.
– А что будет после зимы? Ты чего-то ждёшь?
– Ничего я не жду, просто нужно время. Нельзя такие решения с наскока принимать, посмотри на себя – ты совсем ошалелый и глаза пьяные.
– Это я от тебя опьянел.
– Скорее от двух бутылок вина, – засмеялась Алекс, легла, прижалась, – Хороший мой, давай пока просто будем вместе, а потом я тебе отвечу. Обещаю.
– Ты боишься, что разлюбишь меня?
– Я не разлюблю тебя. Я боюсь, что ты меня разлюбишь.
Макс открыл, было, рот для возражений, но она поднесла палец к его губам:
– Чшшш…
– А что я Лёньке скажу? – шептал Макс, зарываясь в её волосы.
– Что? Правду, как всегда. Ты скажешь, что сделал мне предложение, и я его обдумываю, – она сладко вздохнула, – У нас осталось ещё по глоточку вина?
Макс рассмеялся:
– Осталось. День будет долгим…
Проснулся Макс к вечеру, когда солнце
