Ознакомительная версия. Доступно 6 страниц из 29
нет. К тому же надо кому-то присмотреть за мамой. Она ведь с голоду умрёт без меня.
— Так ты попроси кого-нибудь. Друзей там, знакомых.
Единственной кандидатурой был тренер. Я позвонил ему (с мобильного Леонида), и он сразу приехал. Старик взял у меня ключи и согласился на роль домохозяйки. Более того, он навещал меня каждый день и не задавал неудобных вопросов.
В это время Леонид договаривался с кишинёвской больницей. Через неделю он перевёл меня туда, в отделение уронефрологии. Там нас ожидало большое разочарование: без родственного донора операция невозможна. Если за границей практикуют трансплантацию за деньги или извлекают органы из трупов, то у нас это не принято. Вариантов практически не было, но Леонид не сдавался. В один из дней я рассказал ему о тёте, которую не видел с самого детства. Тогда он поехал в Унгены, чтобы навести о ней справки. Пока его не было, моё состояние резко ухудшилось. Я даже думал написать предсмертную записку, но лист и ручку мне так и не принесли. А жаль. Мне так хотелось поблагодарить Леонида. Хотя бы за то, что в этот раз я умру с удобствами.
Следующие несколько дней прошли как во сне. Всё вокруг было расплывчато, кроме одной мысли: «Мне надо выжить». Скоро меня навестили тренер с Леонидом. Их приход должен был образумить меня, однако в голове продолжало трезвонить эхо отчаяния: «Мне надо выжить. Ради вас мне надо выжить». Потом у меня стали брать анализы, и я наконец понял, что операция состоится.
Но кто будет донором? Вряд ли им удалось связаться с тёткой. А может, Леонид, как бывший преступник, нашёл почку на каком-нибудь чёрном рынке органов? Хотя… какая разница? Главное, что я выживу.
С этой мыслью я заснул и с ней же открыл глаза после операции. Весь день меня окутывала эйфория. Даже тошнота не испортила настроение — ведь это был последний наркоз в моей жизни, чёрт возьми! Только на следующий день я вспомнил свой наболевший вопрос:
— Извините, может, вы мне это говорили, но я не помню… Кто стал донором?
— Донором стала ваша мать, Наталья Максимовна Мариковская, — ответил врач.
Эти слова действовали сильнее, чем наркоз. Я агрессивно убеждал доктора в его неправоте, а он отмалчивался и под конец вовсе сбежал. Оказывается, мать тоже находится в больнице. Наверняка не в лучшем состоянии. Ещё бы, в её годы стать донором! Как она вообще согласилась на это? Только Леонид мог разъяснить ситуацию:
— Когда тебе стало плохо, я действительно поехал в Унгены. Но прежде чем искать дальних родственников, я решил поговорить с твоей мамой. Этот твой тренер, Коля, провёл меня к ней, и вместе мы уговорили её поехать в Кишинёв. Несколько раз она забывала, зачем едет. Тогда мы напоминали ей о больном сыне, и она не возмущалась. Она очень хотела на тебя посмотреть, но ты был в реанимации, поэтому её сразу отвели в отдельную палату.
— И… как она сейчас?
— Ну, пока врачи мне ничего не сказали. Сам понимаешь: в таком возрасте перенести операцию… в любом случае, не волнуйся. Тут за ней присмотрят. Обычно доноров не оставляют больше двух недель, но я обо всём договорился. Так что ты лежи, выздоравливай, а как встанешь на ноги, так сразу с мамой и уедете.
После этого диалог перестал быть конструктивным, так как я то и дело перебивал, задавал кучу вопросов и рассыпался в благодарностях. Через пару дней мне сказали, что мать пошла на поправку. Это и нескончаемая поддержка Леонида сильно помогли мне.
Не зря говорят: яблоко от яблони… что отец, что сын… оба сделали для меня так много. Если бы я только мог отплатить им тем же! Но Леонид ничего не просил взамен. Более того, он запретил врачебному персоналу посвящать меня в стоимость операции и затраты на лечение.
Когда мне наконец разрешили прогуляться, я первым делом направился к маме. Она спала. В её палате было ещё три пожилых дамы, которые тоже отдыхали. Я тихо подошёл к матери. Она была такой слабой и беспомощной, но она спасла мне жизнь. Я опустился на колени и прижался губами к её худой, морщинистой руке. Мне столько хотелось ей сказать, но из каменных уст вырвались только извинения. Я положил её руку обратно под плед и, вытирая слёзы, пошёл в свою палату.
С тех пор, как я вернулся в Унгены, меня больше не посещают депрессии. Да и как можно грустить, когда столько людей тебя любят? Да… они меня любят. Они даровали мне жизнь просто так. Без всякой причины.
А я…
Я нашёл работу. Тренер уволился из зала, поэтому меня взяли на его место. Платят мне, конечно, меньше, но с моим неоконченным образованием и инвалидностью такая работа — манна небесная. С тренером поддерживаем связь (хотя беседы стали скучнее в отсутствие алкоголя).
С Леонидом мы тоже встречаемся. Он помог мне окончательно обрубить мосты с Удавом и переоформить мамину квартиру на своё имя (чтобы позже обменять её на тесную лачугу в бедном районе). Половину вырученной с обмена суммы я отдал Леониду, а остальное положил в банк и периодически трачу на лекарства и диализ (которые должны быть бесплатными).
Маме было сложно привыкнуть к новой обстановке, однако истерики происходят реже. Возможно, потому, что вместо снотворного я даю ей таблетки, предписанные врачом. Или потому, что я уделяю ей внимание и обхожусь с ней тактичней и уважительней.
Что до меня, то я изменился. Больше не лезу в драки (так как один удар может мгновенно подорвать моё здоровье), не пью и не матерюсь. Поиски смысла жизни прекратились. Появилась любовь к обществу, особенно когда обучаю молодёжь в зале. Узнал, как пользоваться компьютером (этому меня научил девятилетний пацан в интернет-кафе). Так я увидел статью «Как ухаживать за больными Альцгеймером» и узнал, что такое «фейсконтроль». Стал читать, как в юношеские годы. Думаю написать книгу в память об Идальго.
Ознакомительная версия. Доступно 6 страниц из 29
