Ибанез не знает, где искать ниточку, которая, помимо голубой таблетки, связала бы эту жертву с другими. В его глазах тупик делает это досье особенно интересным.
Он решает все начать сначала, поискать новый ракурс, новый угол зрения. Классифицирует новые жертвы по местам, где были обнаружены тела. Глаз зацепляется за одно имя: Максим Вейсман, найден мертвым в задней комнате «Бад-дад-кафе», бара для геев в квартале Маре. Он кладет папку рядом с досье Лагарда и ищет, нет ли случаем информации о сексуальной ориентации жертв в других делах. Есть: Изабелла Бертран, скончалась в квартире, которую делила с сожительницей. В других досье – ничего. Надо будет позвонить родственникам жертв и расспросить об этом. Как минимум три гомосексуала из трех десятков жертв – это, возможно, случайность, но процент, как ему кажется, заслуживает внимания. Он создает новый подход к делу. Стенные часы показывают 21.30. Звонить родным слишком поздно, это подождет до завтра. Ибанез набирает номер сестры, та по-прежнему не снимает трубку. Месяц – это слишком долго. Он заскочит к ней, прежде чем ехать домой.
19
Энкарна Ибанез живет в однокомнатной квартирке на последнем этаже старого дома на улице Сен-Мор в Менильмонтане. Платит за это жилье ее «ссученный» старший брат, чтобы она могла спокойно учиться: так, думает он, она хотя бы не наделает глупостей. Он знает, что она любит погулять и покутить, ходит на концерты и наверняка покуривает травку, молодежь, что с нее взять. Знает он и то, что при своей работе не должен быть с ней чрезмерно строгим, она и так видит в нем больше легавого, чем брата. Он только надеется, что со временем все утрясется.
Родственная связь между ними порвана давно. Он может назвать точную дату этого разрыва: 9 июля 2005-го, в тот день, когда региональный экспресс, следующий из Конфлан-ан-Жарнизи в Мец, на полном ходу врезался в застрявший на путях грузовик со скотом. Их мать умерла на месте, раздавленная искореженным железом. Они же отделались ушибами.
А ведь был чудесный день, как будто это что-то меняет. Мать и сестра ездили с ним в Мец на его первое собеседование – он уже готовился к конкурсу в полицию. Он давно знал, что мечтает именно об этом поприще, и держался стойко, несмотря на яростные протесты отца. Нельзя быть цыганом и легавым, особенно если ты Ибанез, выбирай одно из двух. Мать, хоть и поддакивала в присутствии отца, тайком помогала ему все годы его учебы на юридическом. Она гордилась им, это был их секрет, незримая нить, накрепко их связавшая.
Когда поезд сплющило, он смотрел на убегающие поля, мечтая о будущем; собеседование прошло отлично. Потом – грохот, удар, он видит в окно, как локомотив сходит с рельсов, их вагон встает на дыбы, будто взлетает, тишина – и больше ничего.
Он очнулся на поле у железнодорожных путей среди множества других раненых, там, где медики установили палатки для первой помощи. Куски железа всех размеров и немыслимых форм были раскиданы на сотню метров вокруг, этакая экспозиция современного искусства. Там и сям валялись раздавленные чемоданы, из них выпирали наружу уже ничьи туфли, яркие платья, куклы. Между ними бродил человек в разорванной, перепачканной кровью рубашке, повторяя одно слово, неразличимое, едва слышное имя.
Поодаль лежали тела, накрытые белыми простынями, и он сразу подумал о сестре. Поискал ее глазами и увидел – закутанная в одеяло, она сидела и разговаривала со спасателем. Тот встал и шагнул к нему.
– Вы ее старший брат?
– Да, – произнес он непослушными губами. – Что случилось?
– Присядьте. Вы попали в аварию, но все обошлось, у вас просто легкий шок. С вашей сестрой тоже все в порядке.
– Где моя мать?
Спасатель помедлил с ответом.
– Вам придется пойти со мной, попробуем ее отыскать.
– Я тоже пойду, – вскочила Энкарна.
Они последовали за спасателем к ряду носилок, на которых лежали женщины, одни были без сознания, другие плакали от боли. Прошли весь ряд, но никого не узнали.
– Ее здесь нет, она, наверное, еще в поезде!
– К сожалению, нет, – ответил спасатель. – Мы эвакуировали всех. У вас хватит сил пройти со мной туда? – спросил он, показав на ряд тел, накрытых белыми простынями.
– Идемте.
Повернувшись к Энкарне, Ибанез попросил ее подождать его здесь.
Под третьей простыней он узнал мать. Она выглядела на диво спокойной. Левая сторона лица была синей до черноты, тело казалось меньше обычного.
И Земля перестала вращаться.
В голове была пустота, как будто в ней не могло родиться ни единой мысли, как будто все замерло в нем и вокруг – сердце, тело, воздух, мир, слова.
Он больше ничего не чувствовал.
Ничего не слышал.
Ни ветра, шевелившего простыни, ни холода, который ощущал утром.
Его словно вырвали из жизни, все связи оборвались.
Ибанез пробыл в таком состоянии несколько минут, не слыша, что говорил ему спасатель. Он не мог отвести глаз от лица матери. Только увидев стоящую рядом Энкарну, он вернулся в свое тело, она пошла за ними, невзирая на его запрет, ее детское личико было перекошено и опухло от слез. Когда он повернулся, чтобы обнять ее, она оттолкнула его с криком:
– Не трогай меня, черт бы тебя побрал! Это все из-за тебя. Это ты ее убил. Не подходи ко мне!
С того дня им так и не удалось больше поговорить нормально. Она держит на него зло, и годы, похоже, над этим не властны.
Отец не выдержал и тоже ополчился на Альфонсо, потребовав, чтобы он немедленно покинул табор. Остальные члены клана, глядя, как он собирает свои пожитки и уходит, и бровью не повели. Отец был Patchivalo, мудрец, и никто не позволял себе усомниться в его решениях. Он умер от горя и пьянства несколько лет спустя, так ни разу и не поговорив больше с сыном; Альфонсо был для него главным и единственным виновником случившегося.
Чувство вины, которое гложет Ибанеза с тех пор, сказалось на его жизни. С какой-то одержимостью он опекает всех своих близких и особенно сестру, которая упорно не желает с ним общаться. Чем больше он хочет сближения, тем больше отдаляется она. Он видит, что она ведет себя все более разнузданно, бросаясь в крайности, и чувствует себя совершенно беспомощным в этом замкнутом кругу.
Сраженный этой божьей карой, бедой, которую никто не мог предвидеть, он тщетно пытается с тех пор держать под контролем все, что только можно, ничего не оставляя на волю случая. Вскоре после аварии он стал составлять списки: что купить, что починить, что сделать в течение года, как провести отпуск, кого навестить, с кем пообедать. Чтобы как можно меньше оставить места неконтролируемому, неожиданному, случайному.
