в шею. На руках появляются когти он дерет мое тело. Разрывает кожу, мясо и сухожилья на мне. Член разорвал все внутри меня. Он поднимает голову вверх, делает последний толчок о кончат холодной спермой. Внутри меня все горит, и его сперма кажется мне азотом.
— Да… это стоит всего существования что есть! Я смотрел на вас с тьмой миллионы лет и завидовал ему. Он обладал тобой, он брал тебя, и ты отдавала ему себя, а меня воспринимала как брата, младшего причем. А я старше вас обоих, я первый. И ты выбрала его, но теперь все любовь моя. Я буду тебя трахать, любить, иметь, миллионы лет. А его скоро не станет. Он вцепляется окровавленными губами мне в губы, забирается своим языком мне в рот и вылизывает меня там всю.
Я теряю сознание. А может умираю. Сейчас я не различила бы разницы.
26
— Очнись, очнись, Шерх… сынок ты должен, очнись! — меня трясут. — если Настя умрет он не отпустит ее никогда уже! Очнись! — крик прям в ухо.
Я вскакиваю, дезориентированный, что происходит, не помню ни чего. Настя! Вокруг меня туман, только на мне нет тумана, холмы туманов. Мысленно тянусь к братьям, и тут же валюсь от боли. Наша связь разорвана Молом. Он просто перекусил ее ментально, и теперь на месте нашей братской связки висят ошметки разорванных нитей.
— Сын ты не вернешь их, возьми это — передо мной возникает мерцающий шар, черный с перламутром, он живой внутри. Там концентрат самой темной энергии. — сын помни тьма поглощает свет и свет рождается из тьмы. Изнанка не может быть уничтожена, она изначальна. Беги.
Туман сползает с двух холмов, это Мол и Лехш. Отшатываюсь от них, передо мной лежат мертвые высушенные тела двух арахнидов!
— Нееееет… — я ору, реву раненым зверем, мне плевать что я старший и самый сильный арахнид, сын Черной смерти, мои братья, мое дыхание — мервы! Мои два сердца хотят остановится. Нет я не верю, нет!
— Сын торопись! — пощечина, передо мной никого нет. Кто меня привел в чувства, кто со мной разговаривает, не знаю. — Настя умирает! — опять пощечина. — беееееги! — крик в голове заставляет бежать.
Настя, Настя… в голове возникает образ золотой малышки. Черная нить на полу разгоняет туман и показывает дорогу.
— Мы не сможем тебе помочь в его мире. Помни что мы сказали. Свет и тьма едины, а изнанка изначальна!
Эта тварь, убила и высосала моих братьев, наши гнезда поглотил туман и высасывает их жизнь, души не могут уйти на перерождение. Он жрет души, энергию, саму жизнь и его нельзя убить! Нить приводит меня к зеркалу. Замираю на секунду, рассматривая, отражение в зеркале. Жилистый, высокий парень с валившимися глазами, абсолютно черными, держит в руках сферу тьмы, а позади меня стоит огромный на много больше моего паука, огромный арахнид — и я понимаю, что это мой монстр, моя вторая часть души. Он теперь без красных пятен, весь черный и местами на клешнях в коричневых пятнах. С права от меня стоит мужчина, обычного телосложения, черный как тень, его не разглядеть, он кладет руку мне на плечо. Его голос грустный и бархатистый.
— Мол не смог противостоять изнанки, он только успел разорвать вашу братскую связку, перед этим отдавая тебе свою и Лехша жизнь, то, что не смог пожрать туман. Шерх твои братья не возродятся, если мы не вернем изнанку на место и не закроем. Свет, моя любовь, мой свет сейчас там в Насти, если она умрет в его мире, то не сможет возродится и останется там. А я тьма, отец всех темных существ, без своего света не смогу. В этой сфере вся моя сила, отдай ее Насте, она поймет, что нужно делать. Иди.
Меня толкают в отражение зеркала.
Дом. Настоящий дом. Я думал окажусь в пустыне, или посреди поля затуманенного, возможно в холодном замке. Но никак не в доме, где тепло и горит камин. Сейчас тут походу ночь. Возле камина в старом английском кресле сидит мужик. Он расслаблен, улыбается и смотрит на…
Диван. Диван пропитан кровью, кровью той, что умирает сейчас на нем. Настя вся в крови, на ее теле рваные раны, она голая.
— Она прекрасна, да? — спрашивает мужик. Не отрывая своего взгляда от Насти. Он мечтательно мычит и что-то напевает себе под нос. — я ее трахнул, это было самое лучшее что я познал за все свое существование. Она такая нежная, открытая и она есть сам свет. Ты узнал это только сейчас. Садись я расскажу тебе историю мироздания.
Мужик указывает мне рукой на кресло что стоит с ним рядышком.
— Не удивляйся, я предполагал, а значит и ожидал, что твой отец, тьма, все-таки сможет тебя реанимировать и отправить ко мне. Садись.
Замечаю, что сферы уже нет у меня в руках. Она во мне и похоже мужик не видит этой сферы. Настино состояние совсем критично, мне некогда с ним сидеть и вести светские разговоры. Я хочу подойти к нашей…. Спотыкаюсь об эту мысль, теперь уже только моей девочки… боль в груди разливается кислотой. Натыкаюсь мысленно на невидимый барьер по пути к дивану, где лежит Настя.
— Что за невежливость, сядь я сказал! — рявкает мужик. И меня с силой придавливает. Я падаю в кресло. — так вот я есть изнанка, вот все думаю придумать себе имя. Моя любовь пусть мне придумает имя. Как она повелась на образ ребенка, а! А ведь не дура, знает, что я старше их с тьмой.
Я мысленно по нашей ментальной связи, и привязки пары пытаюсь добраться до сознания Насти. Нужно ее разбудить, иначе она просто вся изойдет кровью и не сможет выжить. «Настенька любимая, девочка моя волшебная, очнись, очнись мое солнце» я все посылаю и посылаю мысли, зову ее. Не прислушиваясь, что там мне рассказывает мужик — изнанка.
— Она не может тебя слышать, я блокировал ваши связи, забыл, ты у меня в гостях. А так себя не вежливо ведешь. — он цокает и смеется.
— На чем я остановился… ах да, когда появился свет это была маленькая девочка, я любил ее, в этом доме она росла и превращалась в самую красивую и желанную женщину, я уже грезил, как раздвину ее ножки, как она будет моей. Ее улыбка была способна облегчить всю ту тоску и одиночество, что я знал. Я был всегда. Миров еще не было, а я был.
