очень…
Лейтфрид с вылезшей на щеках трехдневной щетиной и забинтованной грудью походил на беглого каторжника. Грудь ему перебинтовала Глен – некоторые из попавших в охранника зарядов прошили его насквозь, и полковник тоже получил сильные ожоги. Что касается растительности на лице, то Вадим уже давно заметил, что в стрессовых ситуациях она начинает произрастать гораздо живее.
Убедившись, что расстояние между «Иглой» и истребителями сокращается быстрее, чем предполагалось, Лейтфрид вздохнул и, посмотрев на притихшего майора, спросил:
– Что будем делать, когда они нас догонят?
Майор вяло пожал плечами.
– Рассчитываешь отсидеться? Думаешь, сдадимся? Деваться нам некуда. Кстати, познакомьтесь, господа. Особый Отдел, майор Завадский. Он еще не подозревает в каком дерьме оказался, и надеется выскочить чистеньким. Ничего у тебя, майор, не выйдет, мы увязли по уши…
– Не без вашей помощи, полковник, – мрачно вклинился Вадим.
– Да-да, – покивал Лейтфрид. – Если планета не взорвется, то нас будут судить и обязательно казнят. А если все-таки взорвется… Вы-то сами чего больше хотите, Краснов?
– Сдохнуть с тобой за компанию, – огрызнулся Вадим.
– Совесть заела, – догадался полковник. – У нее появилось столько поводов вас помучить! Хотите, облегчу страдания? Солдатик, которому вы снесли башку, был изрядной скотиной, портил девок, строчил доносы на сослуживцев, по утрам самозабвенно пердел в сортире и мечтал дослужиться до сержанта… Вам легче?
Вадим не ответил. Вместо него подал голос майор.
– О какой планете идет речь? – настороженно спросил он.
– О Теллуре конечно! – бодро сообщил Лейтфрид.
– Это какая-то шутка?
– Нет, майор! Даже я не позволяю себе шутить такими вещами…
– Полковник, говорите яснее, – взмолился Завадский.
– Яснее не могу, – отрезал Лейтфрид. – Спроси вон наших первооткрывателей.
Завадский с мольбой во взгляде уставился на Вадима, но тот его проигнорировал.
Глен почему-то стало жалко майора, ей показалось, что он неспроста так заволновался.
– Есть информация, что через несколько часов Теллура может быть уничтожена, – скупо пояснила она. – В этом случае мы обязаны сообщить на Землю кое-какие подробности…
– Кем уничтожена?
– Предположительно людьми… – медленно проговорила мисс Моррис.
Майор совсем потерялся.
– Их надо обезвредить! – пробормотал он. – Или объявить всеобщую эвакуацию! Я смогу…
– Какую эвакуацию? – отмахнулся полковник. Очередное пережевывание вчерашнего винегрета начинало его тяготить.
– На орбиту, – не унимался Завадский. – На Станцию! Пусть не всех!
– Если планета действительно рванет, твою Станцию сдует как пушинку, – отчеканил полковник. – Все, тема закрыта! Лучше подумай, как нам от патруля отбрехаться.
Майор посерел лицом и затих.
Траурное молчание наполнило рубку, казалось, любое следующее слово будет неуместно и кощунственно, а главное – абсолютно беспомощно. Никакими словами уже ничего не изменишь, остается только ждать и надеяться на чудо. Впрочем, даже надеяться, пожалуй, не стоит. Чудеса, как следствие недостатка элементарных знаний, давно канули в темное, дикое прошлое. Хотя, если приглядеться, человеческая дикость в самых низменных ее проявлениях, умело маскируясь, до сих пор правит миром. Итак, надежда тоже скончалась, ждем дальше…
Известно, что восприятие времени субъективно, его можно менять с помощью наркотиков или законов релятивистской механики, кому как нравится. Но еще никому не удавалось остановить время или повернуть его вспять, а порой так хочется найти точку возврата, дернуть за кольцо и, не заметив, что парашют не раскрылся, наслаждаться свободным падением.
Первая же лазерная атака подняла температуру отражателей до критического значения. Завадский участвовать в переговорах наотрез отказался, складывалось впечатление, что он вдруг вообще потерял интерес к жизни. В итоге их спасло лишь то, что Лейтфрида подчиненные все-таки уважали и поверили, будто он тоже стал заложником распоясавшейся смертницы с Хорка. Глен не возражала, пусть всех собак вешают на нее, она готова на время стать олицетворением зла, тем более что зло в ее исполнении было бы не самым худшим вариантом.
Полковник более двух часов морочил преследователям головы, и под конец даже отключил ускорители, давая понять, что «Игла» вот-вот капитулирует. На самом деле он готовил корабль к мощнейшему лучевому удару. Внутрь прочного корпуса были втянуты все элементы питания, антенны связи, объективы наблюдения и датчики ориентации. Яхта и впрямь стала похожа на иглу, правда несколько толстоватую для шитья, но зато вполне подходящую для того, чтобы раскаленной занозой вонзиться в задницу тому, кто все это устроил. Только бы выжить!
Большую часть электроники отключили, чувствительность единственной камеры, обращенной в сторону Теллуры, снизили до предела, обзорный экран почти погас. Тусклым пятном светилось лишь местное солнце. Звезды исчезли. Время вышло!
Новая звезда вспыхнула неистово. Огненный шар вырос, потерял правильную форму, растекся хищными языками. Люди за пультом отрешенно наблюдали, как смертоносное месиво приближается к их суденышку. Они уже ничего не чувствовали: ни боли, ни страха, ни сострадания. В их головах включились защитные механизмы, не позволяя сознанию нащупать самый легкий выход – удариться в безумие.
Температура внешнего корпуса продолжала расти. Системы охлаждения работали на пределе возможностей. В таких условиях запускать ускорители было нельзя. Разбушевавшаяся стихия неумолимо настигала яхту. Истребители уже наверняка сгорели. Пора начинать последний отсчет! Приехали!
Но что это? В хаотичном движении красно-желтых протуберанцев наметилась какая-то стройность. Они стали как бы закручиваться вокруг невидимой оси, превращаясь в гигантское веретено. Все происходило очень быстро. Вращение ускорилось, веретено начало сжиматься. Может быть, оно делало это только для того, чтобы взорваться с новой силой. Случись подобное в иных обстоятельствах, и этой картинкой легко было бы залюбоваться. Сейчас же она вызвала лишь недоумение. Приготовившиеся к смерти люди поняли, что им не удастся так легко решить все свои проблемы, время их главной битвы еще впереди.
А между тем веретено продолжало активно трансформироваться. Оно налилось синевой, вздрогнуло, принялось пульсировать, быстрее, еще быстрее, и вдруг исчезло.
Секунда, две, три – ничего. Лейтфрид поднял чувствительность камер, на экране проступили звезды. Увеличение на максимум! Стук крови в висках! Готовность уверовать в сверхъестественное!
Нет, Теллура погибла…
На ее месте появилась странная конструкция непомерных размеров – каркас шара, собранный из гигантских обручей. Строгая симметрия, идеальная форма, четкие стыки. Это сооружение не могло возникнуть естественным образом, но и поверить в его искусственность было немыслимо.
Впрочем строить гипотезы – дело специалистов. Все записано, учтено и зарегистрировано. Пусть разбираются, только бы довезти.
Переключенная на автопилот «Игла» продолжила разгон. Через неделю она достигнет необходимой скорости и уйдет в прыжок к Земле. Люди на ее борту не хотели ждать. Им опять было больно и страшно. Едва трагическое светопредставление закончилось, они улеглись в анабиозные камеры и уснули. Их сущности на три года исчезли из информационного поля Вселенной, можно сказать, что они умерли на этот срок. Но стоит ли тогда думать, что и жители Теллуры сгинули навсегда?
Часть вторая. Грешники
1
Магнитные ботинки звонко клацали по металлическому полу. Идти было тяжело. Организм то ли ослаб, то ли просто не желал подчиняться своему хозяину. А может быть, он еще не проснулся? Скорее всего, именно так.
Игнац, едва переставляя ноги, брел в операторскую, по пути досматривая только что прерванный сон. Последний год ему часто снилось кладбище. Гробики, склепики, саркофагики тащились за ним вдоль длинного коридора, словно щупальца царства тьмы, ласкающие новую жертву. Его это не беспокоило. Ему это нравилось. Кто-нибудь другой на его месте давно бы свихнулся или страстно мечтал бы увидеть во сне что-то светлое, возвышенное, например, звезды. Однако звезд Игнацу хватало и в повседневной жизни, а вот побродить по настоящему земному кладбищу ему уже не суждено никогда…
А как порой бывало приятно прогуляться лунной ночью среди могил. Блеклый свет, немые фотографии, черные тени, изломанные судьбы, перечеркнутые жирными крестами религиозной безнадежности, а вверху, в небе те самые звезды.
