фессалоникийские христиане впали в крайность в восприятии призыва Павла к бодрствованию и трезвению. Когда он писал им Второе послание, их настолько охватило ожидание конца, что многие оставили работу, дабы ничто не мешало обсуждать свои взгляды и соваться друг к другу с советами (см. 2Фес. 3:6–12)[22]. В данной главе мы хотим выяснить, как ответ Павла фессалоникийцам проливает свет на его эсхатологические воззрения.
Во Втором послании (см. 2 Фес. 2:1–12) Павел не говорит о них подробно. Он уже проповедовал об этом в Фессалониках и поэтому в данном послании только исправляет ошибки фессалоникийских новообращенных. Надо сказать, что, к несчастью, чтение этого отрывка напоминает разговор по телефону, когда нет возможности переспросить, если что–то неясно. Где–то мы понимаем, в чем дело, однако у нас недостаточно информации, чтобы быть уверенными, что все именно так, как нам кажется.
«Не помните ли, что я, еще находясь у вас, говорил вам это?» — спрашивает Павел (2 Фес. 2:5), напоминая тем самым, что кое–что уже должно быть известно читателям послания. В этой же главе содержится отрывок, который по силе скрытого в нем вызова можно, пожалуй, назвать самым мощным во всем Новом Завете. «Молим вас, братия, о пришествии Господа нашего Иисуса Христа и нашем собрании к Нему, не спешить колебаться умом и смущаться ни от духа, ни от слова, ни от послания, как бы нами (посланного), будто уже наступает день Христов. Да не обольстит вас никто никак» (2 Фес. 2:1–3).
Язык, к которому прибегает Павел («колебаться умом», «смущаться», «обольстит»), напоминает язык наставлений Иисуса. Интересно, что греческое слово, переведенное как «смущаться» (throeisthai), встречается только в эсхатологической проповеди Иисуса (см. Мф. 24:6; Мк. 13:7), в этом тексте 2 Фес. 2:2 и более нигде. Фессалоникийские христиане не учли совет Христа не впадать в чрезмерное волнение от текущих событий. Несмотря на всю их впечатляющую силу, войны, военные слухи, голод, землетрясения и повальные болезни не должны влиять на наше отношение к пророчествам о конце. Надо помнить, что в падшем мире все это — обычное дело.
Освещая эту проблему, Павел пишет довольно–таки сложное предложение. «Да не обольстит вас никто никак, — пишет он, — ибо день тот не придет, доколе не придет прежде отступление и не откроется человек греха, сын погибели, противящийся и превозносящийся выше всего, называемого Богом или святынею, так что в храме Божием сядет он, как Бог, выдавая себя за Бога» (2 Фес. 2:3, 4).
Слова, выделенные курсивом («день тот не придет»), в оригинале отсутствуют, и добавлены они потому, что в оригинале предложение не закончено. Без добавления смысл предложения не был бы ясен.
Павел утверждает, что день Господень не наступит, пока не совершатся определенные события. Перед концом надлежит быть «отступлению» (по–гречески apostasia), в котором откроется «человек греха», бросающий вызов Богу и вознамерившийся в конце концов занять Божье место на престоле Вселенной. Конец не наступит до тех пор, пока это великое отступничество не станет явным повсюду. Поскольку «человек греха» должен быть явлен, он, по–видимому, предпочитает совершать свою работу в тени, однако в конце концов определенные события заставят его выйти на свет.
Иисус тоже говорил, что по мере приближения конца беззаконие будет расти (см. Мф. 24:12). Однако если у Иисуса внимание сосредоточено на мощном подъеме благовествования перед самым наступлением конца (см. Мф. 24:14), у Павла по принципу контраста речь идет о нарастании зла, которое перед концом ознаменуется появлением «сына погибели» (см. 2 Фес. 2:3,4,8–12). В Посланиях к Тимофею (см. 1 Тим. 4:1–5; 2 Тим. 3:1–5) идет дальнейшее описание того, чем характеризуется отступничество.
Кто такой «человек греха»? Павел не называет его конкретными именами, однако несколько признаков, перечисленных во Втором послании (см. 2 Фес. 2:4), напоминают самого сатану. Он — противник (см. Зах. 3:1, 2; 1 Тим. 5:14, 15), склонный к «злоречию». Он называет себя Богом и стремится занять Божье место на Его престоле (см. Ис. 14; Иез. 28). Когда речь заходит о деятельности сатаны на этой земле, иногда осуществляемой посредством его представителей (например, царей Тира и Вавилона), в указанных параллельных текстах используется тот же самый язык, который применяет и Павел.
С другой стороны, язык 2–й главы Второго послания к Фессалоникийцам (а именно 2 Фес. 2:4) напоминает некоторые отрывки из Книги пророка Даниила (см. Дан. 8:9–12, 23–25; 11:31–39), в которых власть небольшого рога характеризуется скорее как власть человеческая, а не сверхъестественная. Подобно небольшому рогу, «человек греха» стремится овладеть храмом Божьим, который у Павла обычно означает Церковь как средоточие духовной власти на земле (см.1 Кор. 3:16, 17; 2 Кор. 6:16). Таким образом, описание, представленное в 4–м стихе, можно отнести как к самому сатане, так и к его представителю.
Кем бы, однако, ни был этот «человек греха», постоянное использование в оригинале настоящего времени («противящийся», «превозносящийся») свидетельствует о том, что Павел рассматривал его как уже действовавшего в ту пору (см. 2 Фес. 2:4, 7). Настоящее время греческого языка подчеркивает продолженность действия. «Человек греха» постоянно противоборствует, превозносится, заявляет, что он — Бог, и пытается воссесть в Божьем храме. С точки зрения Павла, его деятельность нельзя ограничить каким–то определенным периодом времени. Человек греха — это или сам сатана, или его пособники, действующие в его интересах на протяжении истории. На основании только 3–го и 4–го стихов нельзя однозначно определить его природу.
Далее в эсхатологическую драму вводится еще один персонаж, который выступает как сдерживающая сила и не дает «человеку греха» заявить о себе. «И ныне вы знаете, что не допускает открыться ему в свое время. Ибо тайна беззакония уже в действии, только не совершится до тех пор, пока не будет взят от среды удерживающий теперь» (2 Фес. 2:6, 7).
И снова мы хотели бы знать то, о чем Павел уже говорил фессалоникийским христианам. Об «удерживающем» мы знаем еще меньше, чем о «человеке греха», однако нам известно, что в эпоху Павла он уже действует. Благодаря его наличию беззаконие вершится втайне, и пока оно еще не стало зримым для всех. «Удерживающий» представляет собой силу, защищающую закон (сдерживающую беззаконие) и выполняющую определенную задачу, связанную со временем (он продолжает свою работу до определенного момента в истории, о чем и говорит 7–й стих). Не давая проявиться беззаконию в полной и явной мере, «удерживающий» в каком–то смысле «сдерживает» наступление конца. Он — личность и в то же время нечто, лишенное черт личности. В 6–м стихе это нечто («что не допускает
