с которым клинок Серела вошел в грудь Эсмариса, и я застыла на месте, представляя влажный хруст, когда копье пронзит Макса…
Мне отчаянно хотелось схватить его за руку и утащить обратно в безопасность толпы.
Макс чуть повернул голову, и мне стало видно очертание его лица над плечом.
– Я просто объяснил, почему так произошло, – мягко сказал он, обращаясь к королеве.
Та нахмурилась и посмотрела на вальтайна, чей мрачный взгляд, в свою очередь, был устремлен на Макса.
– Таре, даже не думай об этом, – прошипел Макс.
Вальтайн нахмурился сильнее, а Макс прижал согнутые пальцы к виску.
Когда вальтайн посмотрел на королеву и слегка кивнул, она с заметным облегчением выдохнула.
– Я проявлю к тебе снисходительность исключительно из-за жертв, принесенных ради моего отца, – дрожащим голосом произнесла королева.
Затем обернулась к лорду Савою, стоящему на коленях перед ступенями:
– Желаешь взглянуть в глаза этому мужественному человеку и обмануть его так же, лорд Савой? Уверена, ты слышал о судьбе семьи Фарлион. После всего, что он сделал для нашей страны, он, как и я, потерял своих близких из-за предательства таких, как ты.
Мне потребовалось время, чтобы в полной мере понять смысл ее слов. А потом сердце сжалось у меня в груди.
Лорд Савой с мольбой обратил взгляд на Макса:
– Я не лгу.
Королева Сесри вновь повернулась к вальтайну, и тот с непроницаемым выражением покачал головой.
Тонкая рука девочки сжалась в кулак.
– Ты врешь. Но зачем? После того, как подобная ложь забрала у меня самое дорогое. После горя, причиненного таким героям, как капитан Фарлион…
– Во-первых, я давно не капитан, – яростно прервал ее Макс. – Я ушел с военной службы. И во-вторых…
От потрясения лицо королевы стало пустым.
– Ты не смеешь…
– Во-вторых, моя королева, – с горечью продолжил он, – то, что случилось с моей семьей, было трагедией, а не политическим заявлением. И моя семья, и ваш отец погибли совсем не за то, что сейчас здесь происходит. Ваш отец был бы разочарован, увидев, как вы используете его смерть в качестве оправдания этого фарса.
Несомненно, сейчас я увижу его гибель.
Нура внезапно сорвалась со своего места и, миновав Макса, опустилась на колено перед королевой:
– Прошу прощения за эти слова, ваше величество. Война оставила глубокие шрамы в душе Максантариуса, и его разум уже не тот. Он сам не знает, что говорит.
Я прекрасно представляла выражение лица Макса при этом заявлении.
– Я прекрасно знаю, что говорю, – прорычал Макс.
– Все сумасшедшие так думают. – Нура обращалась к королеве, игнорируя его.
– Я прекрасно знаю, что говорю, и готов понести наказание, если нужно.
Даже тот, кто не обладал моим даром, мог слышать вызов в его словах.
Нура поглядела на Макса, словно тот и вправду сошел с ума. Если честно, я тоже начала склоняться к этому.
Грациозные стражницы в капюшонах напряглись, словно готовые к прыжку кошки.
Королева крепко сжала губы. Ее кукольные глаза заблестели от слез, дрожащие руки сжались в кулаки. Сопровождавший ее вальтайн впервые пошевелился, шагнул вперед и положил руку на ее плечо, словно безмолвно успокаивая.
Но королева не отрывала глаз от Макса.
– Ты не имеешь права так со мной разговаривать. Я королева. Мой отец гордился бы тем, что я сделала, чтобы отомстить за него.
– Ваш отец…
– Молчать!
Вальтайн крепче сжал ее плечо и наклонился, нашептывая что-то на ухо. Затем отступил, оставив королеву Сесри стоять с тяжело вздымающейся грудью. На ее лице отражалась яростная внутренняя борьба.
– Я признаю, что ты спас жизнь моему отцу, – произнесла она, едва сдерживая гнев. – В память о нем я прощаю тебя, но только на этот раз.
Я выдохнула, хотя даже не замечала, что затаила дыхание.
Однако королева еще не закончила. С усмешкой, полной ярости, она обернулась к полному мужчине.
– Но ты, – она указала на лорда Савоя, все еще стоявшего на коленях у ступеней, – ты олицетворяешь ложь и предательство. Я не собираюсь повторять ошибок отца.
– Прошу вас, моя королева… – прошептал лорд Савой, уткнувшись лбом в холодные камни.
Он дрожал от ужаса и отчаяния. Этот ужас, не принадлежащий мне, заполнил вены; мир поплыл перед глазами.
– Я знаю, что ты лжешь. Знаю, что плетешь заговоры против меня.
– Нет, я…
– Довольно! – По ее щекам катились слезы. – Я еще молода, но я не наивна и не слаба!
– Пожалуйста…
Макс подался вперед, протянув руку, словно хотел ее остановить, но было уже поздно.
Две стражницы двигались так быстро, что время, казалось, просто перепрыгнуло вперед. Копья вонзились в согнутую спину лорда Савоя.
Мир застыл. Кровь, темная и густая, вязким водопадом потекла по золотым ступеням, образуя лужу у ног Макса.
Стражница уперлась ногой в извивающееся тело, выдернула копья и столкнула труп вниз по ступеням.
– Пусть это послужит уроком, – произнесла королева.
Сомневаюсь, что хоть кто-то ее услышал.
Королева в развевающемся платье, ее солдаты и вальтайн медленно поднялись по ступеням к дворцу. Толпа провожала их гробовой тишиной.
Когда они исчезли за воротами, я бросилась к Максу. Он стоял совершенно неподвижно, глядя, как кровь впитывается в подошвы его ботинок. Моя обувь тоже сразу же пропиталась ей. Еще теплая.
Как кровь Эсмариса. Как моя собственная.
Не успела я заговорить, как Нура яростно обернулась. В ее бесцветных глазах пылало пламя.
– Если ты так хочешь умереть, – прошипела она, – то будь добр, иди и повесься, как и положено жалкому неудачнику. Я не собираюсь рисковать ради тебя снова.
Я сама удивилась, как быстро у меня нашлись ядовитые слова в ответ, и покрепче сжала зубы, напоминая себе, что мне нужно сохранить ее расположение.
Макс едва обратил на нее внимание.
– Ты права, Нура, – без выражения ответил он. – Должно быть, трудно оставаться настолько бескорыстной.
Он опустил руку в карман, достал пергамент и осторожно развернул.
Голова лорда Савоя лежала в нескольких шагах от меня. Его безжизненные глаза смотрели в пустоту за моим правым плечом. Толпа потихоньку начала расходиться.
– Макс…
Я сама не знала, что хотела сказать.
Слишком много вопросов крутилось в голове, не удавалось сформулировать хотя бы один. Все силы уходили на то, чтобы отделить собственные мысли от клубящегося тумана чужих.
Взгляд Макса упал на меня, и в его глазах на мгновение мелькнуло что-то вроде тревоги или сожаления.
– Пошли домой, – тихо сказал он.
Он зло прочертил две линии, прорвав пергамент, и мир вокруг нас начал увядать и растворяться. Я крепко сжала его руку, с удивлением чувствуя, как его пальцы дрожат в моей ладони. Или, возможно, дрожала я.
Сад встретил нас нежной, мелодичной тишиной. Она казалась почти зловещей. Пока мы шли к домику, Макс не проронил ни слова. Мир все еще кружился, и, видимо, он об этом догадывался, потому что не пытался высвободить руку из моей.
Я хотела спросить, как он себя чувствует, но понимала, что это бессмысленный вопрос. Очевидно, что все было не в порядке – ни с ним, ни со мной. Поэтому вместо этого я произнесла:
– Ты был
