не обидой, а отчаянием, реальным страхом её потерять, и Вера тоже не стала скрывать.
– Да, – призналась, даже не задумавшись ни на секунду, ни засомневавшись. – Поэтому или поговорим так, или… – она сделала паузу, действительно чувствуя себя не слишком уверенно, а потом резко выдохнула: – Лучше совсем не надо.
– То есть это всё, да? – с силой стиснув в кулаке телефон, с вызовом поинтересовался Глеб внезапно охрипшим голосом. – Ты просто решила исчезнуть? Тайком, ничего не сказав. И надеялась, что я приму это спокойно, не стану звонить тебе и искать?
– Не надеялась, – Вера, в отличие от него, опять сумела взять себя в руки, вернуть голосу почти безразличное спокойствие. – Но… нам действительно незачем больше оставаться вместе. И я правда не вернусь. – А дальше прозвучало совсем уж буднично: – Я уже позвонила хозяйке, сообщила, что квартира теперь свободна. И даже вернула ей ключи. Поэтому свои ты тоже, пожалуйста, оставь, у соседей. Я их предупредила. А хозяйка потом заберёт.
Но меньше всего Глебу беспокоили какие-то идиотские ключи.
– Вер, почему?
– А разве не ясно? – спросила она, но всё-таки объяснила. – Потому что ты женат. А я… я теперь лишняя.
– Нет, не лишняя! – заявил он как можно убедительней. – Я всё понимаю, Вер. И как ты сейчас себе чувствуешь. Но ты тоже меня пойми. Это же всего лишь формальность. Деловое соглашение. Как… ну как обычный рабочий договор. Я не мог отказать родителям. Ты знаешь, почему. Но все эти церемонии не имеют значения. – Глеб заключил громко и значимо: – Она мне жена только на бумаге.
И Вера подтвердила:
– Я знаю, что только на бумаге. Она всё рассказала. – Но тут же упрямо повторила: – Но я-то всё равно теперь лишняя. А я не желаю ею быть. Для меня это унизительно – быть второй, запасной, сторонней. Как бы ты ко мне ни относился. И дело не в том, чтобы я сама хотела бы выйти за тебя замуж. Хотя, конечно, хотела, пусть не прямо сейчас, а когда-нибудь. Пусть даже без замужества. Просто жить вместе, родить ребёнка. Да, ребёнка я тоже хочу, но не так, чтобы он с самого начала знал, что «на стороне». Но ты выбрал не меня. Опять же не важно, по каким причинам. Я действительно всё знаю и не осуждаю. Но потому и не желаю дальше участвовать. Не вижу смысла. Для себя. Тем более твоя жена – замечательная девушка, очень приятная, добрая и милая. И сразу заметно, что она в тебя по-настоящему влюблена.
До этого Глеб слушал, не перебивая, позволяя Вере выговориться и собираясь с мыслями и силами, чтобы ответить и точно переубедить. Чтобы их разговор не превратился в бесконечную перепалку и обмен стандартными малозначимыми фразами. Но сейчас он не выдержал:
– Да мне-то какое дело до её любви? Я люблю тебя.
– А это уже не важно, – коротко и бесстрастно резюмировала Вера.
– Да почему неважно? – воскликнул он сердито и раздражённо и попытался ещё раз: – Вер, давай всё-таки встретимся.
Но она снова отказала твёрдо и решительно:
– Нет. – А потом столько же твёрдо вывела: – Всё, Глеб. До свидания. По-моему, я ответила на все твои вопросы и продолжать уже бессмысленно.
Нет, не бессмысленно. Потому что если сейчас он согласиться, если закончит разговор, она действительно исчезнет.
– Если ты не хочешь встречаться со мной сейчас, тогда я завтра подъеду к тебе на работу.
– Я там больше не работаю, – вздохнув, сообщила Вера. – И вообще уезжаю из города.
– Куда? К родителям?
Она просто промолчала и наверняка собиралась прервать соединение. А Глеб опять с силой стиснул телефон, словно этим мог удержать связь, и прорычал обиженно и зло:
– Ты всё решила? Сама? Без меня?
– Да, – устало подтвердила Вера, – всё решила. – И неожиданно добавила, холодно и резко: – За себя я всегда решаю сама. К тому же ты тоже всё решил без меня. До свидания.
– Подожди! – в отчаянии воскликнул Глеб, произнёс уверенно и громко, почти прокричал: – Я с ней разведусь и сразу женюсь на тебе. Обещаю.
Но телефон отозвался не словами, а отрывистыми быстрыми гудками.
Нет! Ну нет! Он не согласен.
Глеб оживил погасший экран, ткнул в иконку с трубкой возле нужного номера, прижал мобильник к уху, но услышал даже не гудки, а бесстрастный голос бота, который сообщил, что абонент временно недоступен. Вера или выключила телефон, или бросила его номер в чёрный список.
Да что за ерунда? Какого чёрта?
Он прислонился лбом к стеклу, упёрся ладонями в подоконник. Пальцы задели что-то, лежащее на нём, и оно звякнуло. Глеб опустил взгляд – ключи. Сгрёб их, сжал в кулаке.
Он не собирался их отдавать, нет. Отдать – значит признать, что всё потеряно, значит, согласиться, смириться. Да ни за что!
Твёрдые металлические грани врезались в руку, но Глеб стиснул пальцы ещё крепче, чтобы боль стала острее, чтобы перебила ощущение полной безнадёжности. Потом, почти не осознавая собственных действий, зачем-то обошёл квартиру, а выйдя из неё, аккуратно запер замки и на автомате направился к соседской двери, вдавил звонок. Ему открыла пожилая женщина, и Глеб, ничего не говоря, протянул ей ключи, стряхнул их в подставленную ладонь, и сразу же развернулся, спустился вниз, вышел на улицу, сел в машину.
Он бы поехал даже на край свете, если бы в том был смысл. Но его не было, ни в чём.
Вряд ли Вера врала. Она действительно из тех, кто поступал так, как решил сам, ни на кого не оглядываясь и не выспрашивая советов, полностью отвечая за свой выбор, не играя и не создавая видимость. Раз она сказала, что уезжает, значит точно уедет, даже если не сразу. А он даже не представляет, куда.
Она родом из какого-то не очень большого городка, расположенного то ли рядом с Уралом, то ли ещё дальше, но Глеб даже толком не запомнил название. И не факт, что она отправится именно туда, раз сбежала однажды, не найдя для себя никах перспектив.
То есть действительно – всё?
А он ведь подозревал, что именно так и случится, но старательно отгонял от себя неудобные мысли, тешил надеждой, что получится совместить. Но он ведь и сам никогда не согласился бы оказаться на её месте, делить даже формально. И если у него не хватило решимости забить на планы родителей, он просто обязан был поступить с ней честно. Не скрывать до последнего, тупо рассчитывая, что со временем она поймёт, будто ничего не изменилось и так тоже можно, а всё