Жизель мысленно считала, шевеля губами.
— Восемь месяцев, — сказала она наконец.
— Что вы ели?
— Сначала суп. Тот же, что позавчера. Дженни всегда варит суп на два дня. Затем ветчину и салат, сыр и груши…
— Кофе?
— Мы никогда не пьем кофе по вечерам.
— Вы не заметили ничего необычного?
Она заколебалась и посмотрела комиссару прямо в глаза.
— Смотря что вы называете «необычным». Подозреваю, что некоторые вещи вам известны лучше, чем мне.
Доказательство то, что у дверей дежурил инспектор.
Прежде чем сесть за стол, я поднялась снять пальто и переобуться в тапочки. Так я узнала, что моя сестра выходила из дому и вернулась совсем недавно.
— Как вы это узнали?
— Я открыла дверь в ее комнату и увидела, что туфли еще мокрые и пальто влажное.
— Что вам понадобилось в ее комнате?
— Просто удостовериться, что она выходила.
— Зачем?
Не отводя глаз, Жизель ответила:
— Чтобы знать.
— Дженни убрала со стола?
— Да.
— Со стола всегда убирает она?
— Ей хочется вносить свою долю в семейный бюджет, поэтому она ведет хозяйство.
— Посуду моет тоже она?
— Иногда ей помогал мой муж.
— А вы нет?
— Нет.
— Продолжайте.
— Она приготовила отвар, как и каждый вечер. Это она приучила нас пить по вечерам отвар.
— Отвар? Ромашки?
— Нет. Звездчатого аниса. У моей сестры больная печень. Еще со времени жизни в Штатах она каждый вечер выпивает чашку анисового отвара, и мой муж тоже захотел попробовать, а потом и я. Знаете, как это бывает…
— Она принесла чашки на подносе?
— Да.
— И чайник?
— Нет. Она наполнила чашки на кухне и там же поставила их на поднос.
— Чем в этот момент занимался ваш муж?
— Пытался настроить радио на какую-то станцию.
— То есть, если я правильно помню вашу комнату, он сидел к вам спиной?
— Да.
— А вы что делали?
— Просматривала иллюстрированный журнал.
— Возле стола?
— Да.
— А ваша сестра?
— Она вернулась на кухню мыть посуду. Понимаю, к чему вы клоните, но я все же скажу вам правду. Я ничего не подливала в чашки, ни в чашку моего мужа, ни в остальные. Я ограничилась одной предосторожностью, к которой с некоторых пор прибегаю всегда, когда это возможно.
— Это к какой же?
— Незаметно повернула поднос так, чтобы предназначенная мне чашка досталась моему мужу или моей сестре.
— И вчера вечером ваша чашка стала?..
— Чашкой моего мужа.
— Он из нее выпил?
— Да. Вынул и поставил чашку на радиоприемник…
— Вы не покидали комнату? Других подмен быть не могло?
— Я думаю об этом в течение почти двух часов.
— К какому же выводу вы пришли?
— Перед тем как сестра принесла поднос, муж отправился на кухню. Дженни, возможно, станет это отрицать, но это правда.
— Зачем он туда ходил?
— Якобы посмотреть, не там ли оставил очки. Он их надевает для чтения и для того, чтобы настраивать приемник. Из комнаты слышно все, что говорится на кухне. Он не разговаривал с сестрой, вернулся почти сразу и нашел очки возле игрушечного поезда.
— Из-за этого его захода на кухню вы и переставили чашки?
— Возможно, но не обязательно. Я же вам сказала: я часто это делаю.
— Из боязни, что он вас отравит?
Она посмотрела на комиссара и не ответила.
— Что было потом?
— Ничего отличающего вчерашний вечер от прочих.
Сестра выпила свой отвар и вернулась на кухню. Ксавье послушал передачу по радио, ремонтируя мотор поезда, который предназначается уж не знаю кому.
— А вы читали?
— Час или два. Около десяти часов я поднялась в спальню.
— Первой?
ИЗ
— Да.
— Что в этот момент делала ваша сестра?
— Расстилала постель моему мужу.
— Вы часто оставляли их наедине?
— А почему нет? Что бы это изменило?
— Вы думаете, они пользовались этим, чтобы целоваться?
— Мне безразлично.
— У вас были основания полагать, что ваш муж был любовником вашей сестры?
— Не знаю, были ли они любовниками. Сомневаюсь.
Он вел себя с ней как влюбленный семнадцатилетний мальчишка.
— Почему вы только что сказали «сомневаюсь»? — спросил Мегрэ. Она ответила на его вопрос своим:
— Как, по-вашему, почему у нас нет детей?
— Потому что вы их не хотели.
— Это он вам сказал, не так ли? Возможно, коллегам он рассказывал то же самое. Мужчина не любит признаваться в том, что он практически импотент.
— Это случай вашего мужа?
Жизель устало кивнула в знак согласия.
— Видите ли, господин комиссар, существует множество вещей, о которых вы не знаете. Ксавье изложил вам свою версию нашей с ним жизни. Придя к вам, я не стала вдаваться в подробности. Этой ночью произошли события, которых я не понимаю, и знаю, что, когда расскажу о них вам, вы мне не поверите.
Мегрэ не подталкивал ее к признаниям. Напротив, предоставлял время сказать и тщательно взвесить свои слова.
— Я слышала слова врача. Он сказал, что Ксавье отравили. Возможно, это правда. Меня тоже отравили.
Комиссар невольно вздрогнул и испытующе посмотрел на нее:
— Вас отравили?
В памяти всплыла одна деталь, побуждавшая поверить ей: засохшие пятнышки на унитазе и кафеле.
— Я проснулась в середине ночи от жуткой боли в животе. Когда встала, то с удивлением почувствовала, что ноги стали ватными, сознание мутилось. Я бросилась в ванную и засунула два пальца в рот, чтобы вызвать рвоту. Простите за столь неприятные детали.
У меня внутри все горело, а во рту возник привкус, который я узнаю из тысячи.
— Вы разбудили сестру или мужа?
— Нет. Возможно, они меня слышали, потому что я несколько раз спускала воду. Я дважды промыла себе желудок, каждый раз выблевывая жидкость, сохранявшую тот же привкус.
