— Ладно, а причем тут лягушки и черепахи? Они, правда, восхитительны. Но посмотри, какие они крупные. Особенно лягушки. Если у них и голоса соответствующие, то это должны быть басы-профундо, они должны заглушать рычанье льва и крик страуса. Взгляни-ка на эту. Она не меньше пулярки. Да и вкусом не хуже.
— Местные жители зовут их… Вот я уже и забыл!
Здесь их зовут матламетло, напомнил его преподобие, который до сих пор разжимал зубы только для того, чтобы поглощать пищу. Он ел с жадностью человека, который страдает солитером.
— Матламетло, вот именно! Благодарю вас, ваше преподобие. Туземцы думают, что эти лягушки падают с неба.
Шумная манна, я вам доложу! И тяжеловесная!..
— Ах ты, Фома неверующий! Во всяком случае, в дождливое время года они живут в лужах, которые образуются на здешних твердых грунтах. Когда наступает засуха, матламетло устраивают себе жилища под кустами и прячутся там до новых дождей. Они выходят только в дождь, а дождей здесь не бывает месяцами. Этим пользуется громадный паук, которому нужно ткать паутину: он закрывает ею весь вход в убежище лягушки. Но лягушку это спасает от комаров. Так что когда бушмены выходят на охоту, они не упускают случая поднять этот занавес, зная, что найдут здесь добычу. А что касается поверья об их небесном происхождении, то вот чем оно объясняется. Перед грозой, когда вот-вот пойдет дождь, лягушки выползают из своих норок и начинают громко квакать, напоминая обезьяну-ревуна. А бушмены страшно боятся молнии. Они прячутся у себя в хижинах, накрывшись кароссами[19]. Их поражает оглушительное кваканье, и они уверены, что так громко квакать могут только небесные создания. Что касается черепах, то они тоже водятся в песке, осевшем на дне высохших луж. До начала дождей они находятся в состоянии глубокого летаргического сна, если только их не пригласят на пирушку вроде сегодняшней.
— Вот уж поистине чуднáя страна! — пробормотал Жозеф, уписывая туземное рагу. — Все в земле: корни, вода, животные; воду носят в яичной скорлупе и пиво подают в плетенках. Ведь эта кислятина — пиво? Но так ли, месье Александр?
— Кислятина? — возмутился Александр. — Да ведь это пиво из сорго! Прекрасное пиво!..
— Оно вполне может выстоять против лучших страсбургских и мюнхенских сортов, — прибавил Альбер. — Но меня не меньше удивляет посуда. Ведь это плетенки! Они сделаны из растительного волокна. Но посмотрите, как искусно! Они совершенно водонепроницаемы!
Пирушка затянулась до поздней ночи и закончилась плясками, каких гости-европейцы еще не видали. Если судить по фантастическим телодвижениям, которые танцующим подсказывала африканская Терпсихора, их радость была ни с чем не сравнима, разве только с их неутомимостью. А ведь всего неделю назад эти бедные люди, выйдя на охоту, были пойманы враждебным племенем, вступившим в союз с португальскими мулатами-работорговцами! Но каких только чудес не совершает и с людьми первобытными, и с людьми цивилизованными магическое чувство свободы!
Несмотря на бешеную пляску и обильные возлияния, какими она сопровождалась, утро застало жителей крааля бодрыми, как стадо прыгающих газелей.
Поскольку из-за подлого нападения работорговцев сорвалась большая охота, на которую ушли все здоровые мужчины, а бушменам все же хотелось продолжить увеселения, они пригласили своих новых друзей на грандиозную облаву. Засуха вызвала сильную нехватку продуктов, так что устроить облаву было необходимо, и решено было закончить ее грандиозной травлей, во время которой сотни, а быть может, и вся тысяча животных должна была попасть в «хопо».
Как ни хотелось нашим трем приятелям продолжать путь на север, они не могли отказаться от приглашения. Да им и самим необходимо было спокойно провести хоть несколько дней в краале, во-первых, чтобы восстановить силы, во-вторых, чтобы закрепить дружбу с бушменами, на помощь которых они еще рассчитывали в будущем.
Мастер Виль вполне основательно сослался на свою больную руку и изъявил желание остаться в деревне. Проповедник, который до сих пор ничего не проповедовал по причине отсутствия слушателей, нашел наконец где применить свои таланты и стал всерьез наставлять на путь веры бушменских женщин и детей. Это позволило ему уклониться от столь светского развлечения, как охота, и он тоже остался в деревне.
А бушмены, попивая местную сливовую водку «муцуни», условились немедленно приступить к приготовлениям. На это требовалось не меньше двух дней.
Европейцы постарались использовать эти сорок восемь часов с наибольшей пользой.
Глава одиннадцатая
Взгляды человека с двойным зрением. — О чувствительности. — Утерянный медальон. — Облава. — Что такое «хопо». — Антилопы, жирафы, буйволы, зебры, лоси. — Охотничий праздник. — Невиданное скопище южноафриканских зверей. — Паника. — Избиение. — Что произошло, когда убили куаггу. — Носом к носу с огромным крокодилом. — Смертельная опасность.
— Знаете, дружище Жозеф, ваши суеверия подарите бушменам! Где это видано, чтобы белый человек так расстраивался из-за сновидения!
— Из-за сновидения, месье Александр? Караи, скажите лучше — из-за страшного кошмара.
— А хоть бы и кошмара. Но ведь вы проснулись, и неприятные вещи, которые вы видели, исчезли?
— Что вы! Они все еще стоят у меня перед глазами, и мне страшно. Знаете, мы, каталонцы, верим в двойное зрение.
— А бушмены и бечуаны верят, что их колдуны могут вызвать дождь! Впрочем, они правы, в конце концов. Когда их колдуны несколько недель подряд заклинают солнце, луну и звезды, дождь все-таки начинает идти… раньше или позже.
— Да, но знаете, месье Александр, двойное зрение…
Александр только рассмеялся.
— А ты, Альбер, — спросил он своего друга, — ты тоже видел кошмар этой ночью? Ты нем, как рыба; и бледен, как саван того привидения, которое посетило Жозефа. Эх вы, горцы! Вы забыли, где родились и где находитесь! Вы бродите в густом тумане, в обществе героев Вальтера Скотта, — всяких гномов, кобольдов и домовых. Не забывайте, что мы находимся в Южной Африке. Здесь все призраки и привидения можно потрогать руками, и легенды нашего Старого Света здесь еще хождения не имеют.
Альбер де Вильрож, всегда казавшийся веселым, тоже обнаружил в этот день какую-то странную озабоченность.
— Ах, дорогой мой Александр, — ответил он угрюмым, почти страдальческим голосом, — усилиями разума можно иногда разогнать страхи, которые нагнало ночное сновидение. Однако у некоторых особенно чувствительных субъектов сны вызывают совершенно реальные мучения.
— Так! Вот тебе еще один перепуганный!..
— Можешь смеяться сколько угодно! А мы, южане, народ нервный, и от иных переживаний нам бывает не так легко отделаться. Взгляни на эту гигантскую мимозу, под которой мы лежим. Ты не находишь, что есть что-то общее между чувствительностью ее нежно-зеленой листвы к разным метеорологическим влияниям и моей душой, которую терзают таинственные ночные сновидения?
