— Это ваш дом, — тихо произнесла молодая женщина, вглядываясь в лицо гостьи. Или, точнее, хозяйки.
Осунувшееся, измученное лицо, тем не менее, заключало в себе несомненное сходство с Луиджи. Мелисса почувствовала, как в сердце ее вновь проворачивается тупой нож.
Женщина прикрыла за собой дверь и шагнула вперед, протягивая руку.
— Я Лаура Кавальканти. Джованни рассказал мне всю правду о себе и о вас. Мне… мне страшно жаль. Я предпочла бы познакомиться с вами при более счастливых обстоятельствах.
Мелисса нервно сглотнула.
— Не знаю, что вы думаете о Джованни теперь… но он хотел как лучше. Он намеревался вообще скрыть от вас мое существование. Он так не хотел причинять вам лишней боли!
Лаура изумленно изогнула брови.
— Причинять мне лишней боли? Каким образом тот факт, что вы есть на свете, может причинить мне боль?
— Ну, демонстративно привести в дом дочь, когда вы… вам не удается родить ребенка… это жестоко!
Лаура не то всхлипнула, не то рассмеялась.
— И Джованни решил, пусть я лучше думаю, что он завел себе молоденькую любовницу? Как это тактично, как деликатно с его стороны! О да, он воистину щадил мои чувства!
Мелисса до боли стиснула пальцы.
— Джованни не хотел, чтобы вы вообще что-либо знали!
Лаура порывисто схватила руку молодой женщины.
— Неужели он и впрямь думал, что жена ни о чем не догадается? Не почувствует неладное?
Не заподозрит худшего? — Она обняла Мелиссу за плечи, та не сопротивлялась. — И в результате Джованни скрывал от меня то, чему я всей душой порадовалась бы!
— Порадовались бы? — эхом откликнулась Мелисса.
Лаура на мгновение прижалась изможденной щекой к ее плечу.
— Неужели вы не понимаете? — глухо произнесла она. — Вы — живое доказательство того, что Джованни может стать отцом. Я боялась, панически боялась, что проблема не во мне, а в нем! Это такой удар по мужской гордости! Поэтому-то столько лет отказывалась ложиться на обследование… Вдруг выяснилось бы, что я здорова, а Джованни бесплоден! Я бы утешала его как могла, но это было бы бесполезно: узнав такое о себе, муж просто сломался бы. Даже сейчас, после всех анализов и тестов, — а в любые анализы ведь может вкрасться ошибка, — я волновалась. Но вот вы стоите передо мной, юная красавица, здоровая, статная, и вы — дитя Джованни! О радость, о счастье!
Глаза Лауры сияли.
— Вы и впрямь мне рады? — робко, боясь поверить, переспросила Мелисса.
— А как же иначе? Как мне не радоваться, что Джованни отыскал вас — чудом, спустя столько лет? — Лаура улыбнулась, и улыбка эта словно по волшебству преобразила исхудавшее, бледное лицо. Синьора Кавальканти словно помолодела на десять лет. — Разумеется, я по-прежнему намерена горы свернуть, лишь бы родить ему дитя. Но знать, что Джованни уже стал отцом, — это так отрадно! Это дает мне новую надежду!
Улыбка Лауры угасла — словно солнце зашло за тучи. Она уронила руки.
— Мне следовало больше доверять мужу. Он так преданно любил меня все эти годы, даже когда я была несчастна и принадлежала другому. Как я только могла подумать о нем плохо?
Как смела заподозрить измену там, где ее и быть не может? В том, что произошло, виновата я и только я одна.
Лаура с раскаянием подняла на гостью сапфирово-синие, как у Луиджи, глаза.
— Это я послала к вам брата. Я была в отчаянии, в ужасе. Кого еще могла я умолять о помощи? Я не прошу вас простить меня… Понимаю, что это невозможно… — Голос ее беспомощно прервался.
Что ей сказать? — смятенно думала Мелисса. Эта женщина спасала свой брак, свое семейное счастье. Ее брат защищал честь сестры. Горло Мелиссы свела судорога. Она чувствовала себя героиней старинной итальянской новеллы, где из-за случайного недоразумения рушатся жизни и ломаются человеческие судьбы.
— Нет-нет, все в порядке, — с трудом выговорила она. — Не казните себя. Пожалуйста… — Мелисса вдохнула поглубже, ее слегка шатало. — Можно, я… ненадолго прилягу? Я чувствую себя неважно… Извините, пожалуйста.
Лаура — само воплощение заботливости — тут же подбежала к кровати, отдернула парчовое покрывало.
— Отдыхайте, конечно. Я сейчас пришлю вам кофе. Или, может быть, чаю? Или перекусить с дороги? Или фруктов?
Мелисса слабо покачала головой.
— Спасибо большое, не нужно. Я просто очень устала…
— Да-да, понимаю, — сочувственно закивала Лаура. — Тогда я вас оставлю. Подремлите немного, сон вас взбодрит. Я зайду позже — узнать, как вы.
Синьора Кавальканти скрылась за дверью. А Мелисса медленно опустилась на мягкую постель. Голова у нее кружилась все сильнее. Она легла, подтянула ноги к животу. Какие они тяжелые, точно свинцом налиты. Да и все тело словно онемело.
Шелк наволочки приятно холодил щеку. Мелисса натянула на себя покрывало. Глаза ее закрылись.
Засыпаю, подумала она. Лишь бы не видеть снов…
Но желанию ее не суждено было исполниться. Стоило Мелиссе заснуть — и она вновь перенеслась на виллу. Она стояла на террасе, подставив лицо ласковым солнечным лучам, а Луиджи обнимал ее за плечи. Она прижималась к любимому, наслаждаясь его надежной, мужественной силой. О, какая эта радость, какое облегчение — прильнуть к его груди! Ей привиделся жуткий кошмар — но вот настало пробуждение. О кошмаре ей даже вспомнить и то страшно. Но он развеялся, точно его и не было.
Она здесь, на вилле, с Луиджи. Луиджи обнимает ее — и мир так прекрасен, удивителен и чудесен…
Луиджи занимается с ней любовью, ласкает ее тело, нашептывает на ухо всякие нежности… Ладони его скользят по шелковистой коже, губы обжигают огнем. Да и сама она пылает пламенем — сладостным, восхитительно жарким пламенем и тает, тает… Вот она пронзительно вскрикивает от невыносимого наслаждения…
Мелисса резко открыла глаза.
Она — одна, в пустой комнате.
Горе и безнадежность накрыли ее с головой, оплели, точно водоросли, потащили в темные глубины. Мелисса захлебывалась, точно утопающая, барахталась, пытаясь выплыть на поверхность, — а волны боли захлестывали ее снова и снова.
Все было ложью — все до последнего слова!
Я ничего не значила для Луиджи, ровным счетом ничего! Даже меньше, чем ничего. Он нашел меня, некоторое время манипулировал мною, а затем отбросил прочь, словно старую перчатку. Я была для него лишь докучной проблемой. Угрозой для его близких. Интриганкой, которую необходимо обезвредить и удалить, думала Мелисса.
И много ли труда на это потребовалось?
Один-единственный взгляд, один-единственный день, одна-единственная улыбка. Она сама по доброй воле повесилась ему на шею, не оказала ни малейшего сопротивления.
