Вскоре редактора пригласили на пятидесятилетие управляющего ДРСУ-56. Праздновали юбилей, как водится, в ресторане, на широкую ногу. Съехались гости со всего края. Когда редактор газеты внес в зал попугая, все притихли. В конце поздравления в стихах паузу перед аплодисментами прервал попугай:
– Дур-раки… Олу-хи..!
Все в зале от смеха так и легли на сервированные столы. Редактор покраснел от смущения, а юбиляр даже уронил рюмку с водкой на пол. Чувство неловкости уступило место ощущению полного веселья и радости. В тот же вечер попугая доставили в кабинет управляющего ДРСУ- 56. Теперь в конце каждой планерки попугай кричал:
– Дур-раки… Олу-хи..!
Через месяц он неожиданно прибавил к уже известным изреченим новое слово:
– Лодыр-ри…!
Управляющий был доволен и, указывая пальцем на попугая, членораздельно добавлял:
– Работать надо лучше!
Все было бы в угоду хозяина кабинета до тех пор, пока попугай вдруг не произнес:
– Взяточники, мошенники, хапуги…!
При этих словах лицо управляющего перекосилось мучительной судорогой, глаза впились в птицу, он подскочил к клетке и заорал:
– Ах, ты дрянь! Я тебя кормлю, а ты на меня клевету возводишь!
Он открыл дверцу и засунул руку внутрь, чтобы потрепать, как следует, попугая. Но попугай не дурак, со всего маху, так вцепился в руку управляющего, что тот резко с криком выдернул ее из клетки. Но управляющий до конца не оценил реакции птицы. Тот со всего маху вцепился в руку и стал трепать хозяина. Когда рука было освобождена от клюва и костей дерзкой птицы, ее обладателю было не до возмутителя спокойствия. Тот вылетел из заточения и летал по кабинету с криком:
– Взяточники, мошенники, хапуги…!
Управляющий, как всякий начальник, дорожил репутацией. Он быстро открыл окно и выпустил птицу на улицу. Попугай не стал куролесить по городу в поисках приключений на свою голову, а полетел прямо к зданию родной редакции. Костров, завидев за стеклом родного Кешку, поспешил открыть окно. Птица стремительно влетела в кабинет. Евгений же помчался на рынок за новой клеткой. Не успел попугай освоиться на новом месте, как в кабинет вошел редактор. Напуганный попугай молча сидел в клетке. Он вопросительно смотрел на главного редактора, а тот, обращаясь к Кострову, произнес:
– Что, нового попугая купил?
– Да нет, это старый друг! Вот прилетел домой какой-то взъерошенный, – осторожно ответил зав. отделом.
Еще не успела закрыться за главным редактором дверь, как послышался скрипучий голос попугая:
– Кр-ризис… Мошенники, взяточники, хапуги…
Ругался он по-прежнему неожиданно, но уж очень невпопад в данном случае.
– О-О-О! – вытянулось лицо у главного редактора.
Евгений Костров понимал, что значит, когда у главного редактора меняется выражение лица.
– Наживем на свою голову неприятностей от этого попугая! Срочно надо избавиться! – таков был вердикт редактора.
Помог счастливый случай: у районного прокурора юбилей: десять лет службы на одном месте. Во время… и общего любопытства, стесняясь, главный редактор газеты, преподнес прокурору презент: попугая.
На следующий день в кабинете главного редактора зазвонил телефон. Прокурор района поблагодарил за забавный подарок, и между прочим поинтересовался, где попугай жил все это время. Редактор то ли с испуга, то ли в угоду прокурору решил все выложить как на духу. Через месяц следственный комитет начал расследовать громкое дело местного масштаба, а прокурор вместе с попугаем переехал на новое место службы. Не бросишь же такого наблюдательного и умного попугая без дела. Ну, а главный редактор только после суда смог опубликовать критическую статью о коммерческой деятельности управляющего ДРСУ-56.
Синичкина
Я ещё не знаю, где нахожусь, но рядом милое лицо моей Люси. Я её крепко обнимаю, целую, и по всему телу разливается жар необузданных волнений и непонятной истомы. Таких прекрасных чувств в своей жизни я ещё не испытывал, ведь это была первая встреча с девушкой, в которую я влюбился с первого взгляда на первом курсе института. Любовь в это время всегда отрицательно отражается на учёбе. Я стал замечать за собой иной раз нытьё и разные туманные чувства, сердце сделалось каким-то ранимым и добрым, что совершенно излишне в студенческие годы, как показал мой жизненный опыт…
Надвигалась в моей жизни первая студенческая сессия. Как из рога изобилия в декабре посыпались зачёты по химии, истории, математике…
Мы с другом договорились, что, готовясь к зачётам, я аккуратно и разборчиво пишу шпаргалки по математике, а он – по химии.
За день до сдачи математического анализа ничто не предвещало опасности. Искупавшись, заварил крепкий чай и уселся строчить шпаргалку. Я писал её так убедительно, каждую формулу выводил аккуратно с подробными объяснениями, чтобы и дурак мог в них разобраться.
Как только начинали смыкаться глаза, брался за чай – и снова за работу.
Всё шло по плану, пока за столом не заснул. И сразу же перед глазами всплыло лицо Люси Воробьёвой, моей однокурсницы, в которую я уже успел влюбиться по уши.
На моё счастье она даже оказалась в нашей группе, и я её мог лицезреть каждый божий день.
Мы плывём на теплоходе по реке Кубань, я крепко обнимаю Люси за талию и упоительно нежно шепчу ей на ушко: «Всё будет хорошо», – а сам про себя думаю, какой смелый стал, раньше боялся и слово вымолвить в её присутствии, а сейчас лезу целоваться.
В этот момент слышу сигнал тревоги. На палубе, где мы стоим, какая-то суматоха начинается. Люди куда-то бегут, все хватают спасательные жилеты и прыгают в воду. Взяв одной рукой жилет, а другой – Люси, вываливаюсь с ней за борт теплохода. Кругом страшная темнота и бурлящая вода. Вынырнув, оглядываюсь, смотрю, а моя любовь из последних сил, захлёбываясь, старается ещё держаться на воде. Я отдаю ей свой жилет, который чудом удержал в руках, и изо-всех сил стараюсь его одеть на её непослушное тело. В тревожной обстановке вовремя сообразил, что надо плыть к берегу, где виднеются огни большого города.
Мы плывём вместе, но радость спасения мне почему-то не придаёт сил, а только тяжёлым грузом тянет на дно. И в это время я касаюсь спасительного песчаного дна.
С трудом выбираемся на крутой берег. Я жду от Люси благодарности, а ей не до этого. В мою душу проникает и разливается по всему телу необъяснимый страх, который не оставляет места для любви и наслаждения. Появляется мысль: «Хочу жить! Жить! Жить!»
Эти слова проникают в каждую клеточку моего тела. И, говоря языком поэтических сравнений, моя душа готова вырваться наружу и кричать от радости.
Я вскакиваю на ноги и, стоя в воде по колени, кричу во все лёгкие:
– Люси,
