в посольстве не работаете, обстановка спокойная, поэтому связывайтесь со своим руководством.
— Ожидаемо.
— А как связаться, если связи нет?
— Посольство вам свою линию не даст, с чего бы. Потому не паникуем, и ждём. Гуляем. Знакомимся с городом. В музей можно сходить, их в Варшаве много. Я вот хочу сходить в музей Ленина, Владимира Ильича. Музею отвели дворец Пшебендовских—Радзивиллов, будет очень любопытно посмотреть, что и как. Вы знаете, Женя, что Ленина в Польше посадили в тюрьму? Не как революционера, а как русского шпиона, между прочим.
— Это почему? — заинтересовался Женя. — Польша же нашей была, российской?
— Польша была поделена между Австрией, Германией и Россией, — поправил я Иванова. — Ленин в четырнадцатом году жил в Галиции, на земле Австро-Венгрии. Началась Первая Мировая, его и арестовали. Письма в Россию пишет во множестве, деньги из России получает, странные типы к нему ходят — чем не шпион? Правда, через неделю разобрались и выпустили, помогли друзья в австрийском парламенте. У вас есть друзья в австрийском парламенте, Женя? Так, на всякий случай?
— Нет у меня друзей в австрийском парламенте, — невесело ответил Женя.
— Не беда. У меня есть. Отличные люди, коммунисты, настоящие ленинцы. Вы ведь коммунист, Женя?
— Конечно!
— Я комсомолец, вы коммунист, и мы до сих пор не посетили музей Ленина! Ай, нехорошо. Но мы, конечно, исправим эту оплошность, извинительную лишь тем, что турнир был важный, турнир был напряженный. Вот сейчас позавтракаем — и в музей! Тут недалеко, пройдём сначала через площадь, потом немного пешком по улице, а там и дворец. Или возьмём такси, и никаких проблем!
— Проблемы есть, — сказал Женя.
— Какие?
— Час назад меня спросила… как там её, дежурная, что ли. Спросила, буду ли я продлевать оплату номера? Если нет, то в полдень нужно освобождать помещение. Выезжать то есть.
— Да, меня тоже спрашивали. Оргкомитет оплачивал только дни турнира. Турнир завершён, оплата прекратилась, участники разъехались, всё логично.
— Мы бы и разъехались, сейчас бы сидели в самолете, ожидая взлёта. Так ведь не можем лететь! Рейсы отменены.
— Ну, завтра полетим. Или послезавтра.
— А до завтра где ночевать? И до послезавтра?
— У вас совсем не осталось денег?
— Не осталось. Я же говорил — купил на все злотые подарки.
— Да, помню. Духи, помаду, бельё.
— Вот денег и не осталось. Там и оставаться-то было нечему.
И в самом деле, деньгами нас снабдили в обрез. Принимающая сторона обеспечивала проживание с питанием, зачем вам деньги? На газеты и сувениры хватит, а большего и не нужно. Скромнее, скромнее следует быть, товарищи!
— Значит, не осталось? И посольство инструкций не даёт? А по вашей линии, Женя?
— По моей?
— Именно, товарищ капитан. Вы ведь капитан, не так ли?
— Откуда… Да, капитан. С февраля, — и он зарделся. В его возрасте капитан — совсем неплохо. Даже хорошо. Я вот в лейтенантах хожу.
— Так что сказал атташе посольства?
— Рассмеялся. Сказал, что мы в Польше заработали столько, что на годы хватит.
— Мы — это кто?
— Вы. И я.
— То есть деньги у вас есть?
— Откуда?
— Но вы же заработали.
— Мы. Мы заработали, — и он с укором посмотрел на меня, как же, мол, я это забыл.
— Вы так считаете?
— Так считает атташе нашего посольства. Вместе работали, вместе и заработали.
— Как его фамилия? Этого атташе? Я попрошу Евгения Михайловича, чтобы он послал этого атташе на курсы повышения квалификации. Куда-нибудь в Череповец. На годик, на два.
— Евгения Михайловича?
— Генерала Тритьякова.
Женя смутился:
— Он не совсем так сказал.
— А как?
— Он сказал… Он сказал, что уж кому-кому, а шахматистам с их доходами на безденежье жаловаться стыдно.
— Разве я жалуюсь?
— Вы нет, но…
— Так, Женя, давайте разберём позицию. Вам полагаются командировочные и какая-то там оплата от Спорткомитета, правильно?
— Ну, да…
— И жалование по другой линии.
Женя промолчал.
— Это ваши деньги. Не наши, а ваши. Вы их зарабатываете своей незаметной, но, вероятно, очень важной для страны службой.
А то, что заработал я — призовые ли, бонусные, и любые другие — это мои деньги. Не наши, а мои. А свои деньги я не намерен отдавать никому, никому, — вспомнил я «Золотую антилопу».
— Но… Но это не по-нашему, не по-советски! — возмутился Женя. — Что же, вы бросите меня?
— Ну зачем бросать? Нет, я вам помогу.
Женя сразу расслабился. А рано.
— Вы, товарищ Женя, петь умеете?
— Петь? Нет, не очень. А что?
— Деньги-то нужны? Нужны. Значит, надо заработать. Пойдём, может, в ресторан устроимся, есть у меня парочка на примете. Будем пропагандировать русскую песенную культуру, — я откашлялся и запел:
— Ямщик, не гони лошадей! Мне некуда больше спешить, мне некого больше любить…
Пел я негромко, но проникновенно, лицо сделал печальное-печальное, всем видом показывая, что да, что спешить мне больше некуда. И не на что. Пенёндзы нужны!
— На ночлег, глядишь, и заработаем, — сказал я, прекратив петь.
— Вы… Вы серьёзно? Нет, шутите… Конечно, шутите!
— Шучу? Какие уж тут шутки, Женя. Но об этом чуть позже. Давайте не терять времени! Вам нужно позавтракать! Ваш завтрак оплачен турнирным комитетом, потому не стесняйтесь, наедайтесь впрок! Позавтракаете, и к одиннадцати приходите, станем думать, как жить.
И Женя убежал. «В мире есть царь, этот царь беспощаден, голод названье ему».
Я тоже пошёл в
