Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 68
– Если Слингсби не сумеет докопаться, где тут собака зарыта, то никто не сумеет, – пояснил Блаунт.
Ясно было, насколько важно для решения всех остальных вопросов разобраться с этим „самоубийством“ – особенно если Найджел был прав, предполагая, что оно было инсценировано под нажимом одной из заинтересованных сторон, которая на этом сильно выгадала.
Третье направление следствия, естественно, сконцентрируется на Плаш-Мидоу. Здесь суперинтенданту Блаунту делать было особо нечего, по крайней мере пока не найдется Финни Блэк. Блаунт уже допросил оба семейства, и Ситонов и Торренсов.
Мара Торренс во время повторного допроса согласилась, что могла ошибиться в определении времени, когда видела во дворе мистера и миссис Ситон: по-видимому, она тогда просто не посмотрела на часы. Раньше ей казалось, что это было вскоре после того, как на церковной колокольне пробило половину первого, но теперь она считала, что это могло быть и без четверти час: она могла спутать количество ударов.
Что касается других, то рассказанное ими не вызывало сомнений. Немного странно было разве что то, что Ситоны в ту ночь не видели и ни слышали ничего подозрительного. По их словам, они дважды выходили из дома: один раз взглянуть на кобылу Китти, а затем, с полчаса спустя, когда обнаружили исчезновение Финни Блэка, – чтобы поискать его. В своих показаниях они сходились в том, что оба раза проходили мимо маслодельни, но не заходили в нее даже в поисках Финни. И при всем том в их показаниях не было никаких расхождений, даже в мелочах. Вполне вероятно, что Освальд Ситон предпочел не встречаться с ними; можно даже предположить, что он был уже мертв, когда они вышли из дома в первый раз, хотя убийство могло произойти и после того, как они вернулись после поисков Финни – они искали его всего минут пять – десять и бросили это дело, когда разразился второй, еще более сильный ливень. Обычно маслодельню запирал скотник; в ту трагическую ночь, как он показал, он вроде бы тоже запер дверь, но ручаться в этом не мог… Парадная дверь Плаш-Мидоу также была заперта, но именно в ту ночь Роберт Ситон, насколько он помнил, не закрыл на ключ дверь, выходящую во двор; и опять-таки он не помнит, когда он ее не запер: вернувшись с прогулки или когда они с Джанет прекратили поиски Финни.
– Мне хотелось бы выяснить одну вещь, – прервал тут Найджел рассказ Блаунта, – а именно, почему во время первого ливня Джанет Ситон забеспокоилась о кобыле и не вспомнила про Финни Блэка, а когда полил второй, наоборот, заволновалась о Финни, забыв про кобылу?
– Мне это тоже пришло в голову, – холодно ответил Блаунт. – Но она объяснила это очень убедительно. Она сказала, что когда начался первый ливень, она зашла в комнату Финни проверить, все ли с ним в порядке. Он крепко спал. Это было вскоре после полуночи. Она решила не ложиться, пока муж не придет с прогулки, – она ждала его с минуты на минуту. Вернувшись, он сообщил, что слышал, как в деннике бьет копытами кобыла. Тогда они вместе вышли успокоить испуганное животное. К этому времени оба разгулялись и решили не ложиться до конца грозы. Они сидели в спальне миссис Ситон и читали, а приблизительно через полчаса решили ложиться спать. Но тогда начался второй ливень, и миссис Ситон решила, что нужно сначала пойти проведать Финни. На этот раз его в комнате не оказалось. Они вышли из дома и принялись его искать, а после безуспешных поисков вернулись, разошлись по своим спальням – они, как вам известно, спят порознь – и оба тут же уснули.
– Ну что за предусмотрительная семейка! – восхитился Найджел, вставая.
Блаунт предложил подвезти его до Плаш-Мидоу, но Найджел предпочел пройтись по свежему воздуху, чтобы немного проветриться.
– Вопрос в том, что означает их предусмотрительность. Кого они оберегают? – проговорил Блаунт.
– Они оберегают друг друга. Роберта Ситона оберегают все – он у них самый драгоценный экспонат в коллекции. Лайонел безумно беспокоится за Ванессу. Приступы невменяемости у Финни Блэка вызывают озабоченность у Джанет и Роберта. Есть еще Мара Торренс – Роберт относится к ней как к собственной дочери, а Лайонел к ней неравнодушен. Джанет терпит ее, и это само по себе кое о чем говорит. Все они хранят гробовое молчание относительно ее юности. Нет, Блаунт, вопрос не в том, кого они защищают, а в том, от чего. Ни в коем случае мы не должны считать, будто они все в заговоре и покрывают убийцу. Может быть, это и так. Может быть. Но я думаю, что прежде чем мы доберемся до него, нам придется пробиться через несколько таких защитных слоев, которые имеют очень мало отношения – или совсем не имеют – к преступлению.
Да я и сам записался в телохранители, думал Найджел, быстро шагая к Ферри-Лейси. Его собственное положение в Плаш-Мидоу после обнаружения головы стало весьма сомнительным. Что ни говори, но предшествующей ночью он следил, если не сказать шпионил, за Джанет Ситон. И что больше всего настораживало Найджела, так это то, что такая сильная, энергичная и властная натура, как Джанет Ситон, без видимого раздражения и лишних слов проглотила его роль в событиях предыдущей ночи – не считая, конечно, того, что это по ее милости Финни впился ему в горло, хотя это могло быть просто рефлекторной реакцией испуганной женщины. Во всяком случае, сегодня днем ему удалось немного поправить положение, отразив нашествие газетных репортеров, которые тучей слетелись в Плаш-Мидоу; можно было подумать, будто падение с дерева головы Освальда Ситона отозвалось мгновенным эхом на полсотни миль окрест, как землетрясение, эпицентром которого был каштан во дворе усадьбы Плаш-Мидоу.
„Получается, – думал Найджел, – что я одновременно и телохранитель, и ищейка, хотя одному только Господу Богу известно, что вынюхивать ищейке в этом богатом запахами деле. Хочу ли я разоблачить убийцу? Из всего того, что нам известно об Освальде Ситоне, можно сделать только один вывод: какое это, однако, счастье, что его наконец и вправду не стало. Чего я хочу в действительности, так это чтобы Роберту Ситону не мешали писать стихи. По правде говоря, я уже стал участником общего заговора, призванного лелеять и охранять его гений. Ну и что, а почему бы и нет?“
На дереве у края дороги ухнула сова.
– Вы со мной не согласны? – обратился Найджел к невидимому скептику. Вы хотите сказать, что гений Роберта Ситона – единственная вещь в Плаш-Мидоу, которую лучше предоставить самой себе, и ей от этого будет только лучше? Возможно. Но есть одна вещь, которую гений не может создавать для самого себя и без которой не может обходиться. Время.
– Ух! Ух!.. Ух! Ух! – не унималась сова.
– Но кто же, кто это наконец? Хорошо, завтра я размотаю первый слой этой тайны…
Назавтра, в половине двенадцатого утра, Найджел вошел в гостиную Джанет Ситон. В доме царила тишина. Во время завтрака Роберт был рассеян и, закончив есть, сразу же ушел к себе в кабинет; лицо его было таким сосредоточенным, словно он боялся упустить кончик ниточки поэтического вдохновения, которую подцепил накануне вечером и которую хотел сейчас вытянуть из неведомых глубин своей творческой личности. Лайонел и Ванесса убежали купаться. Мара Торренс загорала в маленьком садике рядом с амбаром, ее отец пристроился неподалеку в шезлонге, шелестя газетами.
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 68
