они замерли, и окинули друг друга неясными взглядами.
– Не терплю компаний, – протянула Стелла и в который раз отвернулась. – Гелиос, потанцуй со мной!
Мы были друг другу ближе всех. Аполло и Полина, рожденные в один день и в один час (лишь с разницей в пару минут) проводили всё время вместе, младший из братьев – Феб – следовал и набирался опыта у родителей, старшая же сестра – Джуна – находила излюбленной компанией саму себя; такая одиночка, а мне – как старшему из всех – была отдана на воспитание младшая из нас. И потому к ней одной я испытывал особенно нежные чувства.
Однако змей осмелился посягнуть на незрелое сердце, на чудеснейшее из творений двух божеств – Самсона и Роксаны из дома Солнца. И как же меня прижгло родительское равнодушие по отношению брызжущего слюной Яна, что преследовал младую и навязывался красноречием.
Я подхватил Стеллу, и мы едва закружились. Она быстро устала (так давала знать о себе недавняя болезнь) и попросила питья. Юный романтик (сухой и бессердечный по своей натуре, а здесь – растекшийся по всей зале в восхищении и ликовании) протянул свой ещё не тронутый бокал, и заверил, что рад помочь.
Сестра посмотрела на меня (спрашивая тем самым разрешения) и, получив согласие, угостилась.
– А ваше имя…? – полюбопытствовала Стелла.
К тому моменту Ян уже успел отвыкнуть от «Яна» и потому растерянно открыл рот. Я хотел прошмыгнуть шутливое «не Хозяин так точно» (не ситуации, определенно), но девочка воспрепятствовала нашей возможной размолвке:
– Вы что же, – ласково улыбнулась она, – забыли своё имя?
И Ян завёрнуто ответил:
– Прошу простить меня. От вашей красоты я всё на свете позабыл, и даже имя мое показалось не таким уж значимым для меня самого.
– Так кто вы такой? – продолжала сестра (не выказывая никаких эмоций и только продолжая причудливо улыбаться).
А этот вопрос заставил Яна вновь проявить не самого высшего сорта интеллектуальные способности.
– Я…
Он никогда не отвечал на этот вопрос, ну конечно! По работе все были друг другу знакомыми (или становились таковыми за секунды) и потому в представлении не нуждались. А теперь он был вынужден рассказывать о себе, ещё не до конца привыкнув к торжественному имени Бога. Больше, чем уверен, что Ян не свыкся и до сей поры с этой мыслью: как можно быть никем и зваться никак в одно мгновение, а в другое рассекать меж Богов и на Бога откликаться?
– Я.. бог… – неразумно заверил Ян и столкнулся со смехом Стеллы.
– Ну разумеется! Иные вечера не посещают, – улыбнулась девочка и пригубила коктейль. – Вы странный, от того интересный. Так Богом чего будете?
Я пытливо посмотрел на Яна. Вот что было в действительности забавно.
– Удовольствий, – помедлив, ответил он и на брыкнувшийся в мою сторону взгляд Стеллы предпочел добавить. – Наслаждений, если вам будет угодно. То есть не вам, а....Вообще. Приятного времяпровождения, в общих-то чертах…
Сестра моя поперёк разболтанным объяснениям начала расспрашивать что-то про управляемое им, про дома или заводы, про места и работающих на него, а я неожиданно вспомнил о важном разговоре и попросил Яна отлучиться со мной на сколько-то минут.
– Тебе же Стелла, – сказал я, – просьба, найти сестёр и подать десерт.
– Десерт? – переспросила девочка и всё поняла.
– Будь добра.
Она ушла. Потерялась в толпе тканевых плеч.
– Я очень тупой? – в полушёпоте разразился Ян.
– Последние пять минут – более чем, – ответил ему честно.
– Мне так…что же это за чувство-то такое? стыдно! Да? Никогда не ощущал этого прежде…
То была истина. Даже в момент продажи сестры (пускай и, как он выразился, сводной) его не колола собственная совесть, сейчас же – проявились позывы.
– Чего ты стыдишься? – уточнил я.
– Своего дела! – воскликнул парень.
– А это ты оставь.
И тогда я пустился в беседы, что ни единая женщина не стоит сожалений о работе, ибо работа – покровитель сытого женского завтра.
– Но она такая… – перебивал Ян. – Неземная, понимаешь? Ей там не место даже мыслями. Даже думать о нём она не должна, понимаешь?
И он кичливо выдал, что Монастырь – грязь людская и гарем покорных рабынь, а я настоял на том, чтобы мальчишка никогда не менял собственного мнения касательно работы и дел. Сердце способно исключать присутствующую на себе женщину, а дело вопреки и воистину смеет приносить заслуженные усилиями блага.
– Я должен выпить! – объявил мой друг.
– Кому ты должен? – посмеялся я.
– Своему достоинству хотя бы. Пока не растерял последнее…
И он пустился к ближайшей слуге, дабы нагнать поднос с напитками.
– Думаешь, поможет? – я прикрикнул вслед.
– Что поможет? – объявилась Стелла.
Она стала бодрее и веселее, в глазах метнулась искорка, и тогда я просил сестру не притрагиваться более ни к единому коктейлю.
– Это Ян. Мой деловой партнер и близкий (насколько это возможно) друг, – объяснился я и даже не посмотрел на присыпанное тоской личико сестры. – Он заправляет борделем и продаёт женщин, а при виде тебя потерял голову, что прискорбно на него не похоже. Выводы сама сделаешь?
– Уже, – посмеялась Стелла и чмокнула меня в щёку. – …а давно ты в партнёрстве с борделем?
– Не кусайся, – ответил я и, клюнув её в макушку, оставил.
Подали десерт и вечер закружился былым.
– Представил тебя сестре, – сказал я, добравшись до Яна, и с мнимой досадой похлопал его по плечу; не первый бокал припаялся к столу под боком.
– Хорошо представил?
– Лучше, чем это сделал ты.
И лицо его замерло в приятном ожидании: надежда поселилась во взгляде. Я безобидно сообщил, что Стелла отправилась в покои – ей требовался скорый отдых. А когда – в конце вечера – провожал Яна и Ману до их машины, первый обратился ко мне с несвойственным ему восторгом. Он распылялся, что Самсон и Роксана создали немыслимую красоту, должную через века идти на полотнах и в песнях.
– Немыслимо! – продолжал он. – Всё в ней прекрасно! взгляд, походка, голос. Твоя сестра очаровательна, Бог Солнца!
Ману изнурённо вздохнула, сказала, что не в силах это слушать, и предпочла укрыться в машине.
– Она мне нестерпимо нравится!
– Пускай же разонравится, – ответил хмуро я.
Стелла была самой младшей в семье. Наша разница в возрасте равнялась – вот так совпадение – возрасту Луны сейчас. И она звалась любимицей в доме; неравнодушные к кроткому виду сестры и платиновым волосам не находились. Нежный характер и добрый взгляд…тем же она оплела сухую сердцевину Яна – душегуба и черта. Он, впервой, взмолился к несуществующим небесам, дабы вновь увидеться с пущенной для мира
