И потом, согласитесь: лучшей маскировки для встречи, нежели прогулка с детьми, придумать просто невозможно.
Полковник еще раз, теперь уже без предвзятости и подозрения, всмотрелся в фотографию, сделанную явно не фотомастером и не для семейного альбома. Винн, собственно, прав: для связника, да еще и с участием двух детишек, эта леди вполне сгодилась бы, чего уж тут.
— Леди Чизхолм, говорите… Британка. Ну-ну… Спутать ее с кем-либо из москвичек будет не так уж и просто.
— О том, что вы предпочитаете видеть в постели полнолицых и широкобедрых славянок, нам уже известно, — аккуратно изъял у него фотографию Винн.
— По-моему, это уже ни для кого не тайна. Тем более что такие, широкобедрые, в чести всякого уважающего себя русского офицера. Она, Анна эта, — тоже профессиональная разведчица?
— У них это семейное, — обронил Британец.
— Даже так?
— Не знаю, как на любовном ложе, но во время шпионских операций она ведет себя, как подобает настоящей актрисе, снимающейся в добротном шпионском боевике. Во всяком случае, так утверждают агенты, с которыми она имела контакты.
— Ну, до постели с этой британкой у нас вряд ли дойдет.
— К тому же ваши связи с этой леди, полковник, будут нечастыми и непродолжительными. Со временем вы станете использовать закладки, сделанные в заранее оговоренное время и в заранее намеченных местах. Надеюсь, это метод агентурной работы вам знаком?
— Мне не приходилось прибегать к нему, но так, в общих чертах, на теоретическом уровне…
— Кстати, многие инструкции вы будете получать с помощью усиленного радиоприемника, которым в ближайшее время вас обязательно снабдят. Установить, кому именно адресованы шифрограммы, поступающие на тот или иной псевдоним, и кто их в данный момент принимает — практически невозможно. Это не рация, которую в условиях столицы засечь теперь проще простого.
— Риск — неотъемлемая часть нашей профессии. Звучит банально, как и вся прочая классика, но…
Москва. Конспиративная квартира «Лисья нора».
Апрель 1961 года
В этот раз Курагина сама напросилась на встречу и, прислушиваясь к её голосу и взволнованному дыханию в трубке, полковник решил было, что женщина сгорает от страсти. Как в свое время, перед первым их походом на «конспиративку», сгорал он сам. Однако с самого начала свидание не задалось.
И теперь уже Пеньковский даже представления не имел о том, как бы достойно выйти из нее. А спасла положение сама секс-агент. Она как-то неожиданно, по-кошачьи, потянулась к Пеньковскому-Алексу через столик и наигранным тоном обольстительницы поинтересовалась:
— Вы уже на кого-то работаете, полковник ГРУ? Кроме своей «конторы», естественно. Только честно. Лучше сразу же признайтесь, вдруг зачтется.
— Имеется в виду «контора», в которой отбываете свою повинность вы, товарищ Курагина?
— Это было бы пошло. Конечно же я имела в виду некую службу, со штаб-квартирой по ту сторону забора.
— Боже упаси. Как можно? — невозмутимо парировал Пеньковский.
— Уже ощущаю всплеск дичайшей неискренности.
— Как и необъяснимый всплеск любопытства.
— Напрасно вы так. Если я что-нибудь выужу у своего азиатского вождя, могу поделиться, — не обращала внимания на уход полковника «в отказ».
— Только на родное Главное разведуправление и ни на кого больше.
— Да не впадайте в истерику. Это пока еще не допрос, а всего лишь продолжение нашего недавнего разговора.
— Вы слышали мой ответ, Миледи, — ожесточился полковник. — И никогда впредь не задавайте мне подобных вопросов, — процедил после того, как попросил у официанта счет за двоих.
— В таком случае, я сама решусь просить вас поделиться кое-какой информацией, — спокойно выдержала этот всплеск эмоций Курагина. — Не «истерите», не сегодня, а после ваших бесед с членами индонезийской делегации. Особый интерес могут представлять сведения, касающиеся оборонки и сотрудничества в области добычи на островах и на морских шельфах полезных ископаемых.
— И чей же интерес вы пытаетесь удовлетворить на этот раз? — с явным подтекстом спросил полковник.
— Свой собственный. Намерена писать диссертацию по экономическим связям с азиатскими «странами демократии».
— Вы? Кандидатскую?! Об азиатских странах? — едва не захлебнулся очередным глотком чая полковник.
— Но сразу же с прицелом на докторскую. Что вас так удивляет? Вы за кого держите меня, господин Пень-Пеньковский, — бестактно употребила она прозвище полковника, которое давно гуляло коридорами управления. — Советую быть учтивее или хотя бы осторожнее.
Олег растерянно покряхтел. Женщина явно демонстрировала остроту своих коготков, а в таких случаях он всегда терялся. Судя по всему, срабатывал комплекс пораженца-неудачника. Тот самый, зародившийся у него во время затяжных конфликтов с решительно настроенной супругой.
— Скажем так: меня удивило направление ваших исследований. Азиатские страны демократии — при вашем-то увлечении историей, бытом и традициями Британской империи.
— Ладно, не будем нагнетать. Извинения принимаются. К слову: Туманный Альбион — это в самом деле так, для души. Но хочу напомнить, что по образованию я — специалист по международным экономическим связям. К слову, диплом у меня не липовый, а настоящий, по-студенчески выстраданный.
— Снимаю шляпу, леди Тамила.
— Другое дело, что именно там, на международных связях, и при моем знании английского, немецкого, а также французского, пусть пока еще только «со словарем», — меня и подловили бравые парни из «конторы глубокого бурения».
— Вот оно как, — только и смог пробормотать Пеньковский. — Давно намеревался пройтись по вашей биографии, да всё недосуг.
— Считайте, что уже прошлись. Мать — преподаватель английского в одном из новосибирских техникумов. В прошлом — лейтенант НКВД. Отец — полковник, бывший офицер Смерша, со знанием немецкого, а ныне — заместитель начальника военного училища. Оба мечтают о выходе на пенсию.
— И как же они относятся к вашей секс-агентурной деятельности?
— Пока что никак. Не догадываются, естественно. Воспринимают меня, как добропорядочную служащую, эдакую чиновницу, само собой, работающую на внешнюю разведку КГБ. В качестве кого угодно, только не секс-агента. Впрочем, не исключено, что родители всего лишь делают вид, что не догадываются о моих истинных «талантах».
— Будем считать, что при этом они проявляют чудеса мудрости.
— Что же касается сотрудничества со службой безопасности, — решила Курагина довести свою автобиографическую исповедь до конца, — то у нас это семейное. Можно даже сказать — родовое, поскольку дед и бабушка по материнской линии были чекистами, а дед по отцовской — в Гражданскую был заслан красным агентом в насквозь белогвардейский маньчжурский Харбин. Правда, потом он был репрессирован, как японский и еще какой-то там шпион, однако до расстрела дело не дошло, кто-то там, в высшем руководстве НКВД, вовремя заступился за него.
— Знать бы, кто этот отчаянный человек, потому как случай редчайший.
— Но существует и другая версия: что его специально «репрессировали», чтобы создать легенду для возвращения в Харбин. И если бы не его лагерная чахотка, то
