сжимая в пальцах мерцающий пузырёк, я поднялся с постели и выжидающе замер. Наблюдая за тем, как Хель всё сильнее вжимается в подушку и бледнеет.
— Это не яд, — прошептала она.
— Тогда, что же? — вопросительно изогнул я бровь.
— Это принадлежало моей матери, как и сам медальон, верни пожалуйста.
— Что это, если не яд?
Она так и не нашлась с ответом, и я оставил Хель одну. Яд редкий и дорогой, способный навредить даже мне. Лучше отдать его на хранение Амилу.
А после…
После я вернусь к Хель. И глупых разговоров больше не будет. Мне нужно помнить, что она нужна мне лишь для дела. Нужно… вновь убедить себя в этом. Чтобы чувства не мешали и не туманили разум.
Глава 22
Этаро
Но разговоры случились.
Видимо, она не спала всю ночь, пока я мерял шагами тёмные залы моего замка и отталкивал назойливого, удивительно-назойливого Мерзавца.
Пса будто что-то беспокоило, он то вилял хвостом, поскуливая и тычась мордой мне в ладони, то понуро отходил в сторону и беспокойно озирался. Раньше я за ним подобного не замечал…
И вот, наконец решившись вернуться в свои покои (признаться, сам не понимаю от чего отдалял это), я застыл на пороге, наблюдая за своей молодой женой, чьи светлые волосы волнами укрывали ей спину, а сквозь кончики заострённых ушек проходил свет, делая их розовыми и горящими.
Мило…
Очень мило.
Боги, я бы и пальцем к ней не прикоснулся, зачем только гадал, какое наказание ей дать? Нет, не наказать мне её, и не воспитать под себя. Только сейчас это понял.
Но что-то делать то нужно… Нельзя, чтобы всё продолжалось так, как сейчас.
Придумать, что ей пообещать? Что-нибудь подарить? Но слишком мягким быть нельзя.
— Я буду больше всего скучать по прозрачным, разноцветным камушкам, что устилают дно быстрого хрустального ручья, бегущего под моей башней… — она сидела, обнимая свои колени, глядя вдаль сквозь окно, которое плавил золотой рассвет. — Такие есть только в Нижнем мире. В Сумеречном, точнее. Знаешь, Этаро, название, что вы дали нашим землям, в моих краях считается едва ли не оскорбительным.
— А я скучал по…
— С чего, — вскинулась Хель, не давая мне договорить, — ты вдруг по чём либо скучал?!
Я улыбнулся печально, пусть и не собирался.
— Детство моё выдалось тревожным, тогда ещё война между людьми и мелариями звучала куда громче, чем сейчас, и в глаза бросалась сильнее. Но я запомнил один спокойный год, и то, какими были улицы Иисиды. Какими были её дороги… Песчаные или выложенные каменной кладкой, не важно — идти мне по ним, почему-то, было невероятно легко. Словно каждый шаг мог унести меня к небесам. Тогда я ещё не знал, что умею летать… но верил в это. И никакая тяжесть не оседала на моих плечах и крыльях, о которых было мне неизвестно. Но которые мой детский ум представлял так охотно, особенно когда выходил я к полю. Где мне разрешалось гулять несмотря на относительную близость Замершего леса. Думается мне, — подошёл я ближе, заслоняя собой солнечные лучи, от чего силуэт мой наверняка стал казаться ей просто тёмным пятном, лишь глаза, что сравнивают так часто с солнцем, были всё так же различимы, а потому не должны её напугать, — думается мне, — повторил я с особой задумчивостью, — скучать по этому буду всю жизнь. В отличии от тебя, — добавил вдруг, отойдя в сторону, вновь пропуская к Хель яркие лучи.
Всё же опасаюсь волновать её лишний раз.
Как глупо. Что же это со мной?
— Что? — словно вторя моим мыслям, спросила Хель, захлопав ресницами от удивления, так невинно выглядя в этот момент. — Почему это?
— Потому что, слово тебе даю, будешь смирно вести себя, и утолю твою грусть — однажды ты снова увидишь и ручей, и разноцветные камни, и гулять будешь под сводами родного леса.
— Но не теперь, не когда Сумеречный мир принадлежит мелариям, — кивнула она, отворачиваясь и от окна, и от меня самого.
Я молчал. Мне нечего было на это сказать.
А потому лучше вернуться к прежней проблеме:
— Я не исполню твоего желания насчёт выпечки, негоже моей жене ходить измазанной в муке.
Она бросила на меня затравленный взгляд и я невольно отступил.
— Но если впредь станешь более покладистой, — добавил уже не так уверенно, — и не выкинешь вновь какой-нибудь неприятный для меня сюрприз, решение своё я изменю.
— Поняла, — коротко кивнула она и поднялась, будто внезапно осмелев. — А теперь, прошу, можешь оставить меня одну? Хочу переодеться и прогуляться. Если, конечно, ты не собираешься повесить на дверь спальни замок.
Пытается прощупать, насколько может распоряжаться своим временем? Что ж.
— Не собираюсь, — заверил её я и действительно развернулся, чтобы уйти.
Но у дверей меня остановил её звонкий голос:
— Я не подарю тебе наследника! Ясно?
Не выдержав, глупец, я рассмеялся. И вопреки своему нежеланию пугать её, пообещал:
— Подаришь.
Глава 23
С братом прощалась я будто бы на всю жизнь. Удивительно, как после всего властелин позволил мне это… И пусть меня выпустили из замка, пусть даже позволили нарядиться в своё традиционное платье из молочно-белой плотной ткани и рукавами, с вырезом от плеча, крыльями спускающимися почти до самого подола, я каждую минуту ожидала, что прощание наше прервут. А то и хуже — что право решать судьбу меларий на территории Иисиды у меня отнимут и Этаро, чтобы наказать меня за яд, да и моё поведение, навредит моим близким.
Но нет, вот он, мой названный брат, стоит рядом, высокий, в прочных, но невесомых латах, будто собирается в бой, однако полностью невредимый. Смотрит на меня пристально своим острым взглядом, обнимает крепко, почти пылко, порывисто, и это несмотря на его природную сдержанность. А в светлых, распущенных волосах его, солнце зажигает пламя.
И шумит листва высоких развесистых деревьев. Так шумит, что если смотреть лишь на них, может на мгновение показаться, будто я дома, в лесу Сумеречного мира…
— Я вернусь за тобой, — прошептал мне на ухо, когда в очередной раз повисла у него на шее. — Жди весточки, слышишь? Кота отпускай гулять, не бойся, к тебе он вернётся. Главное встречай его всегда сама, поняла?
Я кивнула в ответ, пусть сердце и зашлось от тревоги, всё же передавать послания вот так опасно.
— Поняла.
И скулы мои заалели от стыда, когда выпалила против воли, не впопад и внезапно:
— Этаро не тронул меня.
Мой брат будто сделался
