пока не окажусь в первом лагере, лучше не буду загадывать. Каждый вечер, прежде чем погасить свет, я внимательно осматриваю свою палатку. Я могу точно вспомнить момент, с которого началась арахнофобия. Мне было 7 лет. Стояло лето. Моя мать разожгла барбекю, а я, вооруженная водным пистолетом, должна была следить, чтобы огонь никуда не перекинулся. Я шаталась поблизости, обрызгивая все, на что падал взгляд, – черных муравьев-древоточцев или свисающие сверху листья, и вдруг я ощутила странную легкую щекотку на плече. Большущий паук упал мне на руку и побежал к шее. Поскольку он был совсем рядом с моим лицом, он показался огромным, как грецкий орех. Я замахала руками, издавая жуткие утробные вопли человека, которого сжигают заживо. Именно об этом прежде всего подумала моя мать и заковыляла со второго этажа мне на помощь. Она спускалась медленно и появилась не сразу, потому что передвигалась на костылях.
Это тогда я впервые осознала, что она уже никогда не станет прежней. Насколько мне было известно, они с отцом отправились на охоту, и мама почему-то оперлась себе на ногу заряженным ружьем, а оно почему-то выстрелило, в результате ей ампутировали стопу. Мысленно прокручивая раз за разом эту историю, в попытках найти объяснение своей боязни пауков, я ни разу не представляла себе мать раненой. Должно быть, это было страшно, столько крови, такая ужасная травма, но я никогда ясно не видела это в памяти. Вероятно, сработал какой-то защитный механизм, но ни разу жуткая картина не всплывала у меня перед глазами. И тот же механизм перекрывает моему воображению доступ к чудовищному видению упавшего с ледника исковерканного тела.
Я никогда не задумывалась над тем, что привело к увечью матери, вспоминая лишь о последствиях: синевато-белую культю, на которую она обычно надевала жесткий протез телесного цвета. Я никогда не видела, чтобы она проявляла какие-либо эмоции по поводу утраты части своего тела или любых других физических повреждений, которые она получила. Она не была стоиком, когда дело доходило до горя – последовавшая вскоре утрата была для нее настоящим ударом, но она знала, как надо справляться с физическими страданиями. И она стойко держалась, не изменила свою манеру одеваться, не допуская никаких послаблений в безукоризненно выдержанном загородном стиле одежды, лишь неохотно отказалась от высоких каблуков. Мы с Беном даже выиграли от того, что теперь у нас был доступ к парковкам для инвалидов: для нас это было настоящей привилегией, потому что мы никогда не считали мать инвалидом и были слишком малы, чтобы разбираться в жизни. От детства у меня осталось совсем мало по-настоящему ярких воспоминаний, и это происшествие с пауком было самым ранним, что мне запомнилось.
Ежевечерняя проверка, нет ли в палатке пауков – мой маленький ритуал, позволяющий спокойно спать по ночам, а благодаря обостренному, как у Человека-паука, слуху я отлично ощущаю любое шевеление в темных углах палатки, освещенной подвесным фонарем. В передовом базовом лагере Шишабангмы не было ни тараканов, ни многоножек, но однажды ночью меня посетила маленькая горная полевка. Услышав, как я топаю в палатке, разговаривая сама с собой, Чарльз пришел на помощь и поймал мерзавку, обернув руку пластиковым пакетом. Он пытался спасти ее от казни и был, похоже, немного обижен, когда полевка вместо благодарности цапнула его острыми, как иглы, зубами.
Первая вылазка из передового базового лагеря с целью акклиматизации и выработки новых клеток крови была сущим учением: словно персонажи игры Frogger, мы вынуждены были перепрыгивать с одного валуна на другой. Я завидовала Дэниелу: он был ловок, как горный козел, тогда как я постоянно поскальзывалась, чудом избегая катастрофы. Около полудня мы добрались до nieves penitentes28, образований из снега и льда высотой до 15 м. Их название переводится как «кающиеся снега», потому что некоторые исследователи сочли их похожими на со-бравшихся на покаяние прихожан, но мне эта местность показалась обратной копией ледопада Кхумбу: тут к синему небу вздымались огромные белые лезвия, вместо синих трещин, рассекающих белый снег. Даже издалека я поражалась размерами массы крутых ледовых башен, которые стояли, высокие и безмолвные, облаченные в синее, и словно охраняли гору от незваных гостей.
Я нацепила кошки и быстро поняла, насколько ослабели мои навыки ледолазания. Техника передвижения в кошках очень важна: или она у тебя есть, или ты окажешься проигравшим. Чем круче склон горы, тем более горизонтально следует располагать стопы, если только речь не идет о французской технике, в этом случае обе стопы должны быть параллельно склону, и идти следует по косой линии вверх, перенося одну ногу через другую и направляя их в одну сторону. Когда склон почти отвесный, можно попробовать передвигаться «в лоб», загоняя передние зубья кошек в лед или снег, но делать это надо экономно, чтобы не убить икры и голени. Измученная тем, насколько тяжело мне было поначалу, я попыталась успокоиться, пока все остальные бодро ушли вперед. Помучившись некоторое время, я подняла голову и ощутила отвратительный приступ паники. Я осталась одна. Белые «кающиеся» образования, как призраки, толпились вокруг меня, склонив, будто в молитве зазубренные головы, исходя капелью и шепча.
– Эй! – крикнула я. – Эй, народ, вы где?
Ужасающее молчание, прерываемое лишь унылым завыванием ветра. Ответа не было. Потом появился Дэниел. Он помахал рукой с вершины, до которого мне, похоже, предстояло добираться несколько километров.
– Эй! – я замахала в ответ и постаралась говорить так, чтобы голос не дрожал. – Подождите меня!
Он показал мне большой палец и снова исчез.
«Сохраняйте спокойствие и продолжайте двигаться»29. Известная мотивация, адаптированная мною для альпинизма. В голове пронеслось несколько мини-мантр. «Я Сцилла, я – скала, я выдержу любую боль» – как в фильме «Марафонец».
Мы повторили это на следующий день и еще через день. Через валуны и через «кающиеся снега», потом поворот, и обратно тем же путем. К концу третьего дня ко мне вернулась уверенность, я больше не отставала от команды, но не слишком усердствовала. Самый первый день научил меня смирению. Наверное, я молилась усерд-нее, чем «кающиеся».
К нам пришел местный лама, чтобы провести церемонию пуджи, и как только ритуал был завершен, шерпы были готовы подниматься. Однако на следующее утро в Индии, недалеко от непальской границы, произошло землетрясение магнитудой 6,9 балла, и оно оказалось настолько сильным, что мы почувствовали его и в Тибете. Дэниел отправился на разведку к первому лагерю на высоте 6400 м и обнаружил, что ландшафт сильно изменился. Он созвал руководителей других экспедиций на совещание, чтобы каждый мог поделиться геологической и метеорологической информацией, которую