вам… с уборкой… то я очень постараюсь обо всем забыть.
И эдак невзначай провел рукой по моему плечу. Я вспыхнула, озаренная догадкой:
— Ах ты, шкура ишачья! Шиш тебе, а не «уборка», понял?! Да мой наставник знаешь что с тобой сделает?!
— И что же? — мурлыкнул мне на ухо расхрабрившийся в отсутствие Яна негодяй.
Я отшатнулась.
— Все, — донеслось от двери. — Вот что захочешь, то и сделаю. Тебя как убивать, сластолюбец, — до контузии или сразу насмерть?
— Это не то, что ты подумал! — на всякий случай сообщила я, чтобы и меня случайно не убили. Насмерть или до контузии. И тут же себя одернула: с чего бы мне перед ним отчитываться?
— Леди говорит чистую правду, я просто предложил немного помочь, — воспользовавшись моим замешательством, нагло соврал дворецкий.
— Знаю я, каким местом ты мне помочь хотел! — мстительно заявила я. — В гробу я таких помощничков видала!
— Лета, помолчи. Я и так все слышал.
Весь его тон говорил: не суйся, девочка, когда взрослые дяди близки к мордобитию. Я, решив не рисковать, действительно замолчала.
— А ты иди сюда. Я сейчас с тобой буду разговаривать.
— Куда — сюда? Мы ведь и здесь поговорить можем. Так сказать, при свидетелях, — заюлил дворецкий.
— Свидетели слепы, немы и глухи, — язвительно сообщила я ему.
— Сюда — это за дверь! Быстро!
Несчастный бросил на меня затравленный взгляд (я презрительно поджала губки) и покорился.
Оставшись одна, я, немного помедлив, принялась расставлять книги по местам, просто для того, чтобы чем-то себя занять.
Нет, ну не убьет же он его! Наверное. Так, даст по шее, чтоб неповадно было. Или все-таки убьет? Надеюсь, что только до контузии, а не совсем насмерть. А то еще с трупом возись, закапывай. А земля мерзлая — до утра провозимся. Да и где взять лопаты, не вызвав подозрений?.. Боги, о чем я думаю?! Он же не головорез.
Вернулся сердито сопящий Ян. Молча уселся рядом, помогая наводить порядок. Но я его остановила.
— Не нужно. Я это все сама натворила, мне и убирать.
Он только раздраженно передернул плечами, но занятия не прервал.
— Ян, я серьезно. Не можешь же ты постоянно за меня все расхлебывать!
— Могу. Хочу. И буду, — отрезал наемник.
— Но ведь это как-то… неправильно, — растерялась я.
— А как, по-твоему, правильно?! — вдруг вспылил он. — Бросить тебя здесь одну до утра в этом барахле копаться?! Чтобы еще какой-нибудь придурок на тебя глаз положил?!
— Как положил, так и снимет! И почему сразу придурок? Я что, только придуркам нравиться могу? — тут же оскорбилась я.
Он поднялся и нервно прошелся взад-вперед. Я настороженно за ним наблюдала.
— Нет. Конечно нет. Ты не только придуркам нравишься. И меня это бесит!
— Послушай, это что, сцена ревности? — вдруг разозлилась я. — Какое вообще право ты имеешь устраивать мне сцены ревности? Мы друзья. А друзья, по-моему, ничего такого не устраивают.
— Друзья, — иронично улыбнулся он. — Ну конечно, друзья. Самые лучшие, да?! Тогда почему я бегаю за тобой как… щенок сопливый?! Разве только хвостом не виляю!
— И почему же?
— Потому что я уже тысячу раз говорил, что люблю тебя, дура!
— Ну, знаешь! — тоже заорала я. — Сам-то хорош! Никто не просит тебя за мной бегать!
И это стало последней каплей.
— Надоело!!! — взорвался маг, и я поняла, что до этого он не орал, а всего лишь громко разговаривал. — Мне надоело делать вид, что между нами ничего не происходит! Надоел этот детский сад и игра в молчанку! Мне просто осточертело видеть тебя каждый день и знать, что я ни на что не имею права, потому что мы, видите ли, просто друзья! И я же вижу, что ты любишь меня! Чувствую! Только упрямишься. Скажи мне сейчас, почему мы не можем быть вместе? Хоть одну причину назови, и я больше не заговорю об этом никогда!
— Мы слишком разные, — угрюмо буркнула я.
— Бред! — рявкнул наемник и так треснул кулаком по стеллажу, что снова посыпались книги.
Я взвизгнула и вжала голову в плечи, как нашкодивший кот. Маг быстро подошел ко мне, глаза его лихорадочно блестели.
— Ну что ты со мной делаешь, бессовестная? Ты же просто до ручки меня довела.
— Я — тебя?! А не наоборот ли?
— Заткнись, — тихо посоветовал он. — Не желаю слушать.
А потом он ее поцеловал. Просто потому, что очень хотел, чтобы она замолчала. И еще, конечно, потому, что он обычный мужик, а не истукан каменный и нервы у него совсем не железные. Потому что он давно мечтал о ее губах. Грезил ими во сне, а иногда даже наяву и теперь не мог понять: почему не сделал этого раньше? Чего ждал? Но думать об этом сейчас сил не было.
Она была очень маленькая, взъерошенная, как воробей, и вносила смуту во все, к чему прикасалась. Вот, например, сейчас она вырывалась, кричала что-то и, кажется, даже ударила его. Ему было наплевать. Она считала себя жутко взрослой и очень, просто очень умной! Все порывалась что-то решать и не понимала пока, что решать будет он. С этого самого момента и всю оставшуюся жизнь. Только он, и никто другой. Пусть она ершится и упрямится. Пусть ругает его последними словами. Он потерпит, переживет. Важно то, что всегда, вволю побранившись, она поступает, как велено.
И тут она вдруг сдалась и наконец-то ответила на поцелуй. В голове у него зашумело.
Возможно, все это было неправильно. Возможно, он должен был долго ухаживать за ней, добиваться и танцевать ритуальные танцы. Но он не умел их танцевать. Так уж вышло — не научился. Девиц было много, разных. Но вот такой, перед которой бы ему захотелось ритуально поплясать, — никогда. А тут вдруг нашлась. И у него не осталось выбора — пришлось плясать. Но получалось не очень. Потому что она была сложная и непонятная. Намного сложнее и непонятней тех, до нее. Или просто «тех, до» он не
