раз они виделись, а теперича навсегда пути-дороги разойдутся.
— Ну, — сказал Назар дрогнувшим голосом, хорохорясь. Натянул улыбку, смотря на ту, что никогда его не станет. — Пора.
Глянул на девочку, у которой вся жизнь впереди. Счастья ей пожелал в мыслях. Поцеловал в лоб и с матерью рядом положил. Хочется ему за руку любимую взять, губ её коснуться, да права того не имеет. Смотрит на неё, ласкает взглядом, каждую чёрточку запомнить пытается. И глазами они говорят, душами. О любви своей, что преграды любые ломать готова, но преклонила колени супротив семьи.
— Прощай, — сказал и пулей из избы вылетел. — Дай мне сил, Господи, не повернуть назад, — шепчет Назар, чуя как внутренности когти железные раздирают. — Дай мне сил, Господи.
Видали его люди. Говорили потом матери, что шёл Назар прямиком в лес, а куды и чего — не ведают. Да и не знал сам парень, где теперь его сердце успокоится. А потому решил идти, пока силы не покинут, или пока Бог не укажет, где место ему в этом мире.
Глава 24
Агафья выскочила из дома и бросилась туда, откуда ещё недавно сбежала. Нога болела, было страшно, только надобно вызнать, что с Петькой сталось. Пробежала мимо Касьяна, что к дочке шёл разговоры весть. Обернулся на девку, вроде вдовкина, кто их разберёт, да не стал останавливать, дальше пошёл. Встретил по пути знакомого, языками зацепились. То про одно, то про другое. Потому, когда к дому Рябого добрался, видел вдалеке человека какого-то, да не разобрать, кто да зачем.
Фёкла дома сидеть не смогла, как Касьян велел. Крестом себя осенила и за калитку. Бежит дочка вдовицы, тут она её и поймала.
— Мать где? — спрашивает.
— Не ведаю, — отвечает девка.
— А Ульяна?
— Дома она, девочка у ней теперича.
Говорит, а сама рвётся куда-то, как на пожар.
— Разродилась⁈ — ахнула Фёкла, собираясь к Ульяне бежать. — Живая, — сама с собой говорит.
— Да пусти, — всё ж удаётся Агафье выдернуть руку из цепких пальцев Фёклы.
— А ты ж куды? — кричит женщина вослед.
Обернулась таки девчонка, чтоб ответить.
— Матушкиного Петрушу спасать.
Нахмурила Фёкла брови, а как слова осознала, глаза округлила.
— От чего спасать-то? — закричала девке, только далеко та, не слышит уж. — Спасать как? — испуганно спросила. Бросила взгляд в сторону, где дом Рябого, и бросилась за девкой вдовкиной.
В груди горит, а Фёкла переваливается грузно, бежит, чтоб след не потерять. Что ж за ребёнок окаянный, хоть бы глядела, что не может поспевать за ней Фёкла. Издалека увидала люд собравшийся, и сердце в пятки ушло. Стоят кругом, не разглядеть, что такое. А как всё ж добралась, увидала, что укладывают мужика какого-то на телегу. Всмотрелась в лицо, не ясно кто, впервой такого встречает, а как взгляд перевела на второго, ахнула.
— Петя, — растолкала толпу, бросилась к сынку, рыдает у него на груди. — Петька, — трясёт за грудки, а тот не отзывается.
Забралась Агафья на телегу и плачет. Бросила на неё Фёкла взгляд косой, а та как воробышек нахохлилась и ревёт тихонько.
— Савелий, — закричала Фёкла, — кликните кто!
Качает народ головой, не поможет тут Савелий, мож и дохтур не сдюжит.
— А это кто? — кивает на мужика рядом Фёкла.
— Муж Аньки — вдовицы. Видать, теперь она и впрямь вдовка, — ответила одна из баб.
— Как бы не дважды, — добавил кто-то.
Накормила Анна ребёнка, поднялась с пола.
— Вовек добра не забуду, бабушка, — в пояс поклонилась, — за две жизни тебе спасибо.
— Погодь поклоны класть, не люблю того, да и про мужа Петра не вижу, будто пелена какая его спрятала. Токмо знай: всё сделала, что в моих силах.
— Как благодарить тебя стану? Небогаты мы, но отдам все, что попросишь.
— Не за тем делала, чтоб плату брать. К тому ж цена великая. Девка душу свою замарала.
— Луша⁈ — ахнула Анна, глядя на неё, только отвела девка глаза. — Идти мне надобно.
— Куды такая? — прикрикнула на неё Марфа. — Слаба ещё, пару дней тут будешь, не пущу. К тому ж девка у тебя жуть кака слабая. Подсоблю с этим. Печь растоплю, перепекать станем. Токмо завтра уж, на рассвете надобно воды набрать из трёх колодцев.
— Дочка у меня ещё имеется, — напоминает Анна.
— Да уж помню.
— Ульянка на сносях, не ровен час родит. Я ж даже не сказала, куды ушла. Искать станут, беспокоиться. К тому ж, ежели Петя вернётся, дома быть должна.
— Сказала тебе уж. Не смогёшь одна, — покачала головой. — Не по сроку народила. Придется другой идти, — глянула в сторону помощницы.
— Вернут меня домой, — покачала головой та, — ежели углядят.
— А ты аккуратней. К сестре наведайся, а к матери не ходи. Посланье передашь — и назад. Ну куды ей, — кивнула на вдовку, — не усидит, сбежит, ежели не сходишь. К тому ж хрёстная ты.
— Отчего же?
— А кто на свет ребёнку явиться помогал, теперича будешь за него везде отвечать.
— Так тебе же Бог не указ, — напомнила вдовка.
— Так-то мне, — прищурилась Марфа, — не всегда ж такая была.
— Отчего ж одна здесь оказалась? — любопытствует Анна, только не торопится ведьма отвечать.
— Иди уж, — указывает ученице на дверь.
Вздохнула Лушка да делать нечего.
— Всё узнаю, передам новости и обратно, — сказала и вышла.
Подбросила дров Марфа, скоро прогорят, токмо в избе теперь жару надобно. Сделает уж дело завтра, чтоб покойной быть.
— Не скажешь, значится, — сама себе кивает Анна. — Вот боятся тебя бабы, такое рассказывают, что волосы дыбом. Только я вижу: в тебе добра больше, чем во многих. Взять хоть мать Петруши! Со свету меня сжить готова.
— Наладится, — гремит котелками Марфа.
А Лушка по лесу бежит, чтоб затемно успеть вернуться. Дорога не близкая, к тому ж зверьё лесное ходит повсюду. Добралась до дерева большого, глядит, человек идёт. Спряталась. Сердце в груди ухает, как бы не приметили. Огляделся мужчина и дальше пошёл. Выглянула она из-за дерева и в деревню бежать, а сама молится, чтоб не узнал никто. Платок на голову намотала, лицо нарочно испачкала.
Скользнула во двор к Ульяне, неслышно по ступеням поднялась, хотела дверь толкнуть, как голос отца расслышала.
— Значится, Настенька!
Сбежала и за поленницей притаилась. Дождалась, пока выйдет, и к сестре.
— Ежели вы к мужу моему, нет его, — не признала в замарашке Ульяна сестру.
— Я это, я, — зашептала. — Луша.
Ахнула Ульяна, разулыбалась.
— Живая! Откуда ты?
— Токмо обещай, что никому не выдашь.
— Что ты, Луша! Сестры мы, умру да не скажу.
— У Марфы я в ученицах.
— Как⁈
— У Анны
