Он не представлял, как произнесёт эти слова. Как сможет вытолкнуть их сквозь зубы. Как его язык шевельнётся, чтобы выговорить чудовищную фразу: нам нужно развестись. Но сказать это нужно. Молчать — значит длить агонию их бесплодного брака. И пока он пьян и уверен, что другого выхода нет, — надо решиться на поступок. Спасибо Илье. Разговор с ним помог определиться.
Макс ступил на веранду и сделал несколько глубоких вдохов. Толкнул дверь и тихо зашёл в дом. Если Ольга спит, он не станет её будить, отложит роковой разговор до завтра.
Но Ольга не спала. Она стояла у окна, опираясь задом на подоконник. Над ней тёмной махиной нависал Илья. Максу показалось, что они шептались о чём-то, склонив головы, но, сделав три шага, он увидел, что они целовались.
Из всех видов боли, что он испытывал в своей жизни, нынешняя боль была самой острой и нестерпимой. Он даже не знал, что такая адская боль существует.
11. Меня это заводит
Я стояла у окна и смотрела на озеро. Какое счастье, что окна коттеджа выходили на лес и озеро, а не на хозяйский дом, где Ольховские праздновали прибавление в семействе! Было бы невыносимо видеть счастливые лица и слышать поздравительные тосты. Я страшно завидовала Каролине. И то, что она, по всей видимости, завидовала моей фигуре, ничего не меняло. Фигура после беременности у Каролины восстановится, а детей у меня как не было, так и нет. И не факт, что будут.
Иногда меня накрывало отчаяние.
Я винила Макса в наших проблемах. Моя любовь к нему в такие моменты казалась кандалами: будь я свободна, я бы ушла. Но я его любила, и поэтому терпела.
Кто-то зашёл в дом. Потоптался у порога, привыкая к темноте, и двинулся к окну. Здесь было светлее, чем в комнате, на небе догорали последние лучи заката. Я не обернулась. Он подошёл ко мне и остановился за спиной. Мой муж, мой любимый мужчина, мой друг, а в последнее время — человек, который не переставал меня удивлять. Чего только стоило его предложение пригласить в нашу постель третьего!
— Оля… — тихо произнёс он.
Я вздрогнула от неожиданности. Это был не Макс! Я резко повернулась, но тут же отшатнулась, потому что Илья стоял слишком близко. Нас разделяло сантиметров десять, не больше. Мне пришлось вжаться задом в подоконник, чтобы не вжаться лицом в широкую грудь, обтянутую футболкой.
— Извини, что вторгаюсь в твою личную жизнь, просто невыносимо думать, что ты тут одна.
— Ничего, — ответила я, — всё в порядке.
От Ильи пахло не дорогой туалетной водой, как от Макса, а телом — пряный манящий запах. Непривычный, но волнующий.
— Мы с женой всегда мечтали о детях, — сказал он.
— А почему не родили?
— У нас не получалось. По анализам у меня всё было хорошо, а у неё обнаружились проблемы. Беременность не наступала.
— Такое бывает, иногда семейной паре требуется больше времени. Мы с Максом… — Как правильно сформулировать? — Мы ещё не пробовали. Не знаю, как быстро у нас получится. А вы перестали пытаться? Смирились?
— Да, занялись другими вещами, отвлеклись. А потом, когда я вернулся из Непала один… — Илья запнулся, но продолжил: — Дома, в нашей комнате, я нашёл конверт на своё имя. Там был тест с двумя полосками и распечатка УЗИ. У Ирины была задержка несколько дней, когда мы поехали на Эверест.
— Господи… Разве можно беременной в горы?
— Одна женщина покорила Эверест на сроке два месяца, а потом благополучно родила. Но я бы отменил поездку, если бы узнал о ребёнке. К сожалению, Ирина мне не сказала.
— Почему?
— Наверное, потому, что мы долго готовились к этому восхождению. Тренировались два года, продали квартиру и потратили на экспедицию восемьдесят тысяч долларов. Мы оба были захвачены этой идеей.
— Но ты бы всё равно отменил поездку?
— Конечно. Ребёнок важнее Эвереста.
В его словах звучало столько пронзительной и непережитой боли, что у меня сжалось сердце. Он потерял в горах не только жену, но и долгожданного ребёнка. Он до сих пор не смирился с потерей. Его нынешнее одиночество и нежелание вступать в серьёзные отношения предстали в новом свете: с его образом жизни он не считал возможным заводить семью и детей. Может, и правильно. Когда рискуешь погибнуть в любой момент, рожать детей опрометчиво.
— Сочувствую твоей потере, — сказала я. — Мне очень жаль, Илья.
— Я никому об этом не рассказывал. Но сегодня, после твоих слов о том, как ты мечтаешь о ребёнке, мне захотелось поделиться.
Я привстала на цыпочки и обняла его за шею. Он наклонился ко мне, и мы замерли в объятии. Грудной клеткой я ощущала, какие твёрдые у него мышцы, а бёдрами прижималась к его паху. И не было ни сил, ни возможности отлипнуть друг от друга. Нас словно спаяли общие чувства. Желание иметь детей, страх неудачи, тревога за будущее. Только я ещё собиралась беременеть и рожать, а Илья поставил крест на мечте о детях.
Как несправедливо устроен мир! Такой прекрасный мужчина не должен бесследно исчезнуть. Он достоин оставить потомство.
Я ощутила легчайшее прикосновение к волосам. Он меня… поцеловал в макушку? Я подняла голову, и он накрыл мои губы своими — нежно, трепетно, едва касаясь. Сердце застучало, как сумасшедшее. Я напряглась и попыталась отстраниться, но Илья крепко меня держал. Да как он посмел? Разве я разрешала? Спустя секунду он положил руку мне на поясницу и притиснул к себе до боли в рёбрах, а другой схватил за затылок и впился в мой рот жадным поцелуем. Я задохнулась от возмущения и сладкой судороги, которая скрутила внутренности.
Ноги подкосились — от неожиданности, безрассудной пылкости, с которой Илья меня целовал, и бешеного, неконтролируемого желания, разгоревшегося с такой скоростью, будто кто-то бросил зажжённую спичку в сухую траву.
Как же так? Я же замужем… «Я не лягу в постель ни с кем, кроме тебя», — сказала я мужу несколько дней назад. «Даже с ним?» — спросил Макс. «Только не с ним! Исключено». И вот он целовал меня, а я отдавала ему свои губы и позволяла проникать в рот горячим влажным языком. Разум требовал прекратить это безобразие, но тело отказывалось подчиняться.
«Макс не будет против, он сам меня к этому подтолкнул, я воплощаю в реальность его эротические фантазии», — билась в мозгу предательская мысль. Я не буду наказана, муж дал мне карт-бланш, я имею право не просто целоваться с этим мужчиной, а лечь с ним в постель, раздвинуть ноги и отдаться ему всеми способами, которые только придут ему в голову. Мы можем заняться любовью прямо на подоконнике — и никто нас не упрекнёт.
Единственная проблема — Макса не было рядом с нами. Это неправильно, наверное. Вряд ли он мечтал о таком повороте. Он хотел секса втроём, а не моей измены с другим мужчиной.
Мы с Максом не обговаривали детали. Я не знала, что мне делать. Сказать: «Илья, подожди, давай позовём моего мужа»?
