и притянет меня ближе, но он приподнимает ткань над тестом для пиццы и заглядывает внутрь.
— Какая-то бесформенная масса, как наша мерзость. — Смех срывается с его губ, когда он смотрит на меня.
Я борюсь с усмешкой, потому что этот мужчина слишком соблазнителен для его же блага.
— Я думала, это слово запрещено?
— Я уравнял счет. — Затем включает свет в духовке и осмотрит на пирог. — Выглядит изумительно.
Сладкий и маслянистый ягодный аромат наполняет комнату и придает мне уверенности, потому что, может, я и не кокетка, но знаю, как печь. И, возможно, смогу использовать некоторые из своих ноу-хау, чтобы стать более соблазнительной.
— Как и ты. — Я перевожу взгляд туда-сюда, неуверенная, кто это сказал. О, подождите. Это была я, потому что Томми Коста слишком привлекателен для моего же блага.
Уголок его рта приподнимается в самой соблазнительной из ухмылок.
— Считаешь меня неотразимым, Мерри? Хорошо. Потому что, чтобы нам нужно закончить то, о чем мы говорили раньше. Мне не нравятся девушки вроде Кэсси, которые используют слишком много помады. Из-за этого их труднее целовать.
Моя челюсть дрожит, когда я говорю:
— Но ты же поцеловал ее.
Томми качает головой.
— Оглядываясь назад, я понимаю, почему ты подумала, что это выглядело так, будто мы целовались. Жаль, что я не понял этого тогда. Просто полагал, что ты знаешь меня лучше. Если ты мне не веришь, хочешь, я продемонстрирую, что произошло между нами?
Я смеюсь, внезапно почувствовав облегчение.
— Ты действительно не целовал ее?
— Я бы лучше поцеловал ту мерзость.
Я съеживаюсь.
— Вши.
— Хорошее замечание.
— И минус очко, потому что это слово запрещено.
Томми сверкает своей полуулыбкой.
— Достаточно справедливо. Но правда в том, что ты очаровательна. Проблема в том, что ты даже не осознаешь этого.
Я хмыкаю, потому что что-то во мне сопротивляется тому, чтобы сдаться и принять его сладкие слова.
— И мне нравятся такие девушки, как ты. Девушки, которые флиртуют. — Томми подмигивает.
— Но я не умею флиртовать.
Он кладет руки мне на плечи:
— А чем мы занимались весь день? Чем мы занимались в колледже?
Я открываю и закрываю рот, заикаясь.
— Надин говорит, что я как чесночный хлеб для парней.
— Хорошо, что я люблю чесночный хлеб. Если бы не знал тебя лучше, сказал бы, что ты не преуспела в тонком искусстве флирта. Но ты получила высшие оценки за мой счет.
— Томми...
— Что нужно сделать, чтобы доказать тебе, что между мной и Кэсси ничего не было? Что я заключил договор жениться на тебе к тому времени, когда нам исполнится тридцать, потому что думал, что у нас впереди еще два года совместной учебы в колледже, в течение которых я намеревался сделать предложение. В договоре говорилось, что мы поженимся к тридцати, а не в тридцать. Я думал, что все это было просто частью нашего медленно разгорающегося романа. — Он опускает голову. — Потом ты перестала отвечать на мои сообщения, и мы перестали тусоваться, заставив меня поверить, что ты сожалеешь об этом. Когда ты ушла, я подумал, что это моя вина, но потом понял, что ты, вероятно, была занята своей больной бабушкой.
Я киваю на все, что он говорит, потому что Томми прав.
— Прости, что я не смогла общаться лучше. Я решила, что ты предпочел Кэсси мне.
— Никогда. Это даже не рассматривалось. Ты очаровательна, неотразима и прекрасна. Мерри, я выбрал тебя... и все еще выбираю.
Критический голос Кэсси внутри меня опровергает все, что только что сказал Томми, почти так же, как Надин бросала в мою сторону то, что бабушка называла коварными оскорблениями.
— Я не знаю, почему ты все еще хочешь жениться на мне. — Более того, почему я слушаю Кэсси или Надин, а не свою бабушку или Томми?
Он легонько постукивает меня по виску.
— Ты все еще слушаешь ту чушь, которую тебе наговорила Кэсси, или собираешься выслушать меня? Веришь мне?
— Ты как будто читаешь мои мысли.
Он подмигивает и дергает меня за халат, прежде чем слегка встряхнуть его.
— Твои эмоции очевидны, Мерри.
Я парю в облаках, неуверенная, собираюсь ли взлететь или жестко приземлиться на задницу.
— Но когда я вошла в комнату в общежитии, мне показалось, что вы, ребята... — Я качаю головой. — Это выжжено в памяти, как страница в анти-альбоме для вырезок. Что-то, что я не хочу вспоминать, но не могу забыть. Правда в том, что это раздавило меня…
Взгляд Томми смягчается, и он придвигается ближе ко мне.
— Вот как все вышло.
Когда он так близко, мое сердце замирает, и легкая дрожь прокатывается от головы до кончиков пальцев ног.
Однако вместо того, чтобы прижаться губами к моим, Томми трется лицом о мою шею, принюхиваясь, как собака, ищущая спрятанную кость. Я хихикаю, словно он снова меня щекочет.
Когда выпрямляется, то говорит:
— На этом мое взаимодействие с Кэсси закончилось. Если ты не поняла, это было совершенно неприятно.
— Это было не так уж ужасно, но ты прав. Это был не поцелуй.
— Ни в коем случае.
— Я видела, как Кэсси целовалась с парнями достаточно раз, чтобы знать, что у нее был богатый опыт в этом деле, так почему она, по крайней мере, не потянулась к твоему рту?
— Разница в том, что я не хотел целовать ее в ответ. И активно пытался оттолкнуть ее от себя.
— Но почему она это сделала? Особенно, если знала, что я вроде как, возможно, эм… что ты мне нравишься.
Томми выгибает бровь, потому что я только что почти призналась, что была влюблена в него.
— Потому что она Кэсси. Из тех девушек, которые унижают других, чтобы возвыситься. Как самый старший, из шести братьев и сестры, которых я хотел защитить, я узнал кое-что о разных типах людей.
Я опускаю голову, когда возвращаются двусмысленные комментарии и оскорбления Кэсси, задаваясь вопросом, почему она выбрала мишенью меня.
Томми сжимает мои руки, привязывая меня к этому моменту, а не к прошлому.
— Да, ты видела нас на своей кровати. Да, она прижималась ко мне. Да, она лизнула меня.
— Фу. — Я кривлюсь.
— Я опустил эту часть во время своей демонстрации, потому что не хотел вызывать у тебя отвращение.
— Спасибо, что
