грязь не ударить. Ночка зашибись была, сон же, он для слабаков. Поэтому он всю ночь мимо бегал, а я кроссовками в него кидался. Первые раз двадцать промазал, но с двадцать первого так натренировался, что летящей белке в глаз кроссовком попаду. Правда, паренек теперь чуть контужен, но все для тебя, принцесса, лишь бы ты улыбалась.
— Так почему ты его не задержал?
— Ох, я ж забыл, что ты у нас будущий генеральный. Ну простите, госпожа начальник, — я развел руками, — исправлюсь. Сегодня же подниму по тревоге весь личный состав, ОМОН, СОБР, «Гром», всех кинологов с собаками… Оцепим парк и точно поймаем нарушителя.
— А если завтра он кого-то другого ограбит? — пылала праведным возмущением пельмешка.
— Тогда этот кто-то другой пусть пишет заявление. Лиля, твою мать, кто тебя учит? У вас там хоть немного занятий, приближенных к реальности, есть? Этому бегуну парковому максимум штраф и административку, а работы у меня и без него вагон, тележка и маленький прицеп тонн на десять!
— А может, ты просто лентяй?
— Может, — со вздохом согласился я и опустил голову, — но разорваться на сотню маленьких Женьков я тоже не могу, пельмешка, чтобы все парки патрулировать. У меня три убийства, одно с отягчающими, и два вооруженных ограбления с нанесением тяжких телесных. И за каждое с меня начальство отчет требует. Но я, конечно, все брошу и пойду искать твоего воришку, раз будущий генеральный настаивает.
Пельмешка надула губки, нахмурила бровки и сменила гнев на милость:
— Спасибо! Правда, спасибо! В сумке все было: учебники, документы, деньги.
Я жестом пригласил Цветочка сесть рядом на лавку. Она заметалась, но села, правда, на приличном расстоянии. Но я скромностью не страдал, поэтому подвинулся ближе сам.
Она возмущенно на меня покосилась, но бежать было некуда — лавка закончилась.
— Благодарность я сегодня, так и быть, приму в виде кофе. Пойдем, тут рядом неплохой делают.
— Шокер верни, пожалуйста! — напомнила Лиля.
Я вздохнул, постарался ей улыбнуться своей фирменной улыбкой, которая до этого всегда работала, привычно уже наткнулся на волну негодования и вложил в маленькую ладошку шокер.
Цветочек ловко спрятала его в сумку и выдохнула.
— А теперь кофе. У меня была почти бессонная и очень нервная ночь. И ты мне должна.
— Хорошо, — подумав, решила она и задрала нос к небу.
Я как-то подвис, наблюдая за ней. И даже забыл, что устал. Про сон вообще не вспомнил, только если с ней в компании. Так взять пельмешку, на свою кровать закинуть, прижать к себе, уткнуться носом в макушку и спать. Выспаться во всех позах, чтобы прям отлежать лежало. И она чтобы мне в шею сопела.
И так уютно на душе стало от этой мысли, что я на лавке подскочил. Как будто кто-то снизу костер развел, прямо под моей Мадам Сижу. А кто-то другой с молотком и гвоздями пришел и качественно, на века, забивал мне по одному в виски.
Я покосился на напряженного Цветочка, сканируя ее взглядом. Нет, я не влюбился. Я просто устал, не выспался и мне жуть как женской ласки не хватает. У меня вообще очень высокая половая конституция, и скучать по женщине я раза три в день точно могу. А если в отпуск пойду, то и до пяти можно увеличить. После того как высплюсь во всех позах…
А тут вредная пельмешка, воздержания и секс только с начальством и без вазелина.
Снова покосился на Цветочка, которая уже возмущенно набрала в грудь воздуха и явно готовилась разразиться гневной тирадой в мой адрес.
Надо срочно звонить Логинову, и снова в поход по всем лучшим ебеням. Потому что я, кажется, все-таки поплыл. Не туда. И поклялся себе больше никогда над другом не ржать, потому что видеть со стороны — это одно, а когда тебя самого накрывает той, которой в принципе на тебя плевать с высокой высоты, — это плохо. Нет, это хреново!
— Чингачгук, ты уснул? — подозрительно поинтересовалась пельмешка и помахала рукой у меня перед носом.
— Немного, — хмыкнул я. — Умеешь спать стоя?
— Я студентка пятого курса, — фыркнула она. — Я умею спать даже с открытыми глазами.
— Тогда ты нам подходишь, — авторитетно решил я, — сразу после универа к нам в опергруппу приходи.
Я поднялся, взглядом показал пельмешке идти за мной и двинул к ближайшей кофейне. Она грациозно встала, поправила платье, заправила прядь волос за ушко, удобнее перехватила сумку и, громко цокая каблучками, покорно побрела за мной.
— Я не собираюсь работать опером, я в прокуратуру пойду.
— Там тоже оперов не хватает, — хмыкнул я. — Признавайся, где научилась так руки крутить?
— Восемь лет курсов самообороны и практика у оперов, — вздохнула она, — и никак не отреагировала, когда у меня выхватили сумку.
— Эффект неожиданности, — пожал я плечами, — ступор. Нормальная реакция.
— Знаю. Но все равно…
— Пельмешка, ты же не собиралась преследовать его в платье и на каблуках? — изумился я. — Для кого нарядилась? Для меня, да?
— Конечно, — елейно улыбнулась она.
— Я так и думал, — удовлетворенно заявил я, — продолжай в том же духе. Каждая встреча как праздник. Кстати, спасение твоей сумки тоже можно считать подвигом, — вдруг озарило меня.
— Это саботаж! — праведно возмутилась Лилечка. — Ты все мои подвиги неправильно выполняешь!
— Не неправильно, а креативно, — наставительно поправил я. — Так сколько мне осталось до свидания с тобой?
— Не помню, — смутилась она, а потом радостно предложила, — начнем сначала?
— Давай, — легко согласился я.
Пельмешка такого от меня не ожидала. Резко остановилась, запнулась и чуть было не встретилась носом с асфальтом. Успел поймать, прижал к своей груди и даже немного пообнимал. Секунды две.
Я ее хотел! Очень! Именно ее! Всю, целиком. Обнял, к груди прижал и чувство, что меня на волнах штормит. Даже голова закружилась.
Лилечка задвигала плечами, убрала мои руки со своей талии и пробурчала:
— Спасибо!
— Дважды за час тебя спас! — подмигнул я, пряча руки в карманы.
Потому что они, предатели, сами к ней тянулись. И не только они, но об остальном лучше даже не думать.
— Спасибо дважды, — покорно повторила Лилечка и отвела взгляд.
А потом подняла голову и посмотрела
