обтягивали его ноги, юбку до самых колен и к тому же пальто до самых пят. (Он) выглядел наполовину стариком, как человек примерно пятидесяти лет, представительно из-за своего большого роста. Платье и пальто из шкур животного было на нем потрепано. Когда он (Айтцен-В.Б.) захотел узнать, кто он такой, и что за причина привела его сюда, то ему сообщили, что того зима задержала на несколько недель, и что он говорил о себе, что он урожденный в Иерусалиме еврей по имени Агасфер и по ремеслу он сапожник, и он лично присутствовал при распятии Христа, и с того времени был обречен вечно жить, и путешествовал он по разным странам. Затем позднее он описал события, которые случились с Христом, когда тот был пленен и доставлен к Пилату, а позже к Героду. Также до той поры, пока он затем был распят, о чем ни евангелисты, ни исторические писцы не имели никаких сведений. Тот же самый из первых рук возвестил об изменениях, происшедших в истории, о переменах властей, а именно тех, кои произошли в восточных странах после Страстей Христовых несколько сот лет назад. (Сообщил) также об апостолах, где каждый из них жил, учился и затем принимал мучения, имел обо всем наиболее полное и законченное знание.
Когда Паулюс фон Айтцен услышал подобное, он еще более тому удивился и начал искать повод, самому поговорить с ним. Так как он этого, наконец, добился, еврей рассказал ему все обстоятельно: что он, как известно, во времена Христа проживал в Иерусалиме, что Господа Христа, он считал еретиком и обольстителем народа, ибо иного он не знал, а также от высших священнослужителей и ученых, коим он подчинен был, иному отношению (к Христу) не обучился, а испытывал лишь гнев. И посему он совершил лучшее (дело) во все времена, чтобы этот обольститель, за коего он его принимал, был истреблен. Наконец тот был схвачен, приведен к высшим священникам и к Пилату, обвинен (злобными) криками, раздавшимися с церковной кафедры с просьбой (о помиловании) Варравана, а также дошло до того, что он был приговорен к смерти. Как только приговор прозвучал, он (Агасфер) быстро направился к своему дому, ибо Господь Христос должен был мимо него идти, гонимый на смерть, и сказал об этом своим слугам, дабы они тоже могли его увидеть. Тут он взял самое малое свое дитя на руки и встал с ним у дверей, чтобы лицезреть Господа. Когда Господь Христос под (тяжестью) Креста приблизился сюда, то он прислонился чуть-чуть к его дому и тут же тот перешел к многочисленным обвинениям, воплотив их в своей резкой запальчивости в бранные выражения, чтобы вслушивающийся в них шел прочь. Тут Христос сурово оглядел его и в ответ на те его выражения без обиды обратился к нему: «Я хочу остановиться и отдохнуть, но ты должен идти». Как только он снял с рук своих ребенка, то уже не мог оставаться в доме и последовал за Христом, и видел, как он был казнен. После того, как все произошло, невозможным стало его возвращение в Иерусалим, куда он так и не вернулся. Своей жены, ребенка, слуг он больше не видел, ибо отправился тотчас в чужой (мир) и так, шаг за шагом, вплоть до сегодняшнего дня он прошел через все страны. И когда через несколько сот лет он захотел вновь вернуться в страну, то нашел ее все же опустевшей, а Иерусалим так разграбленным, что он его не узнал. Какую цель имеет по его поводу Господь, ежели он так долго ведет его туда и сюда по этой несчастной жизни. Должен ли он, вероятно, странствовать до Страшного суда, как живой свидетель Страстей Христовых, и пребывать (вечно) как укор для большинства безбожников и неверных – все это было ему неизвестно. Но свою долю страданий он будет нести (дальше), ибо Господь выведет его из этой плачевной долины жизни и приведет к покою. Об этом Пауль фон Айтцен с участием ректора школ Гамбурга, который был ученым и знающим человеком в истории, говорил (с ним) о восточных странах после времени Рождества Христова, кои исчезли, и тот предоставил им такое исчерпывающее сообщение о причинах этого, что они могли удивляться сверх меры. В своей жизни он был тихим и покорным, неразговорчивым, когда его спрашивали. Когда его приглашали в гости, он являлся, однако, немного насытившийся и утоливший жажду. Если ему предлагали деньги, он брал не более двух шиллингов, пряча их под рукава с замечанием: у него нет в них потребности, Господь позаботился о нем в полной мере. В то время, когда он был в Гамбурге, его не видели смеющимся. В какую бы страну он не пришел, говорил на языке этой страны, как, к примеру, он изъяснялся на саксонском языке, словно он был прирожденным саксонцем. Случилось, как сообщает Д. Айтцен, что в ту пору его видели во многих странах и в очень отдаленных местах, и слышали о его посещении Гамбурга, а также распространялись о нем (разные) мнения. Но большинство по-поводу его считало, что он имеет при себе летающего духа, который открывает ему такие возможности, коих он никогда не использовал, ибо он не единственный, кто с желанием слушал слово Божие и охотно говорил об этом. С большим благоговением и тяжким воздыханием произносил имя Господа. Известно также, что он не мог стерпеть, когда слышал чьи-то проклятия в адрес Христа, изрекаемые несмотря на тяжкие страдания и раны последнего. От этого он дрожал и грозил с лютой ненавистью: «Ты несчастный человек! Ты несчастная тварь! В праве ли ты надругаться над именем Господа и его мученичеством? Дулжно видеть и слышать как горьки Господа Христа его раны и страдания, кои могли произойти из-за тебя или из-за меня. Как я узрел, ты готов заставить себя лучше страдать, чем назвать Его имя».
Это мне и другим поведал устно, но со многими подробностями, источающий благородство господин Пауль фон Айтцен, кое я также достаточно полно и с заверением здесь, в Шлезвиге, слышал со стороны некоторых престарелых граждан, часть которых тоже видела его тогда и говорила с ним.
Это произошло 75 лет назад, когда наш милостивый господин, герцог Адольф Гольштейн, направил, примерно, на пятнадцать месяцев Секретаря Кристофа Ерингера и М. Якобуса к королю Испании в качестве легатов за плату. Такова королевская и княжеская милость. Но воюющему народу, с которым в лето 1572 они и герцог де Альба вошли в Нидерланды, оставались
