class="p1">Я огляделся, но ничего не увидел, кроме музея Хофбурга.
– Проведи Копьем по кругу, – приказал Дух.
Я очертил круг и вдруг увидел себя на вершине высочайшей горной вершины. Окрест зияли пропасти и возвышались покрытые вечными льдами горы. Над головой ярились вьюги, водоворотами вращались тучи, раздираемые сполохами молний. В руке моей сияло Копье. Молнии, бьющие со всех сторон, стекались в его наконечник. Пространство было озарено трепещущим заревом, в его свете я разглядел, что склоны гор и долины покрыты людскими стадами. Ужас поднимался от них, как испарения. Они тряслись от страха, теряли разум, седели, вопили, рвали на себе волосы, раздирали одежды и саму плоть свою. Копье испускало мириады молний. Каждый человек, проносящийся передо мной в чудовищном Мальстреме, получал разряд, означавший окончательный Приговор. И был то Приговор всему его существованию на протяжении многих жизней. Каждого человека я прозревал насквозь, я видел, как осужденные грешники с воем и стенаниями всасывались в ад. Они уносились в концентрационные лагеря, сгорали в печах, гибли на фронтах под пулями, сходили с ума под бомбежками, принимали пытки в подвалах и расстрельных камерах, в застенках и на эшафотах. На операционных столах им отнимали руки и ноги, вырезали кишки и желудки, они уползали на своих обрубках – безногие, безрукие, слепые, глухие, и все их страдания были строго отмерены приговором Высшего Судии.
Сердце мое обливалось кровью, но разум леденел в осознании космической истины.
Миссия моя – страшнейшая из миссий, когда-либо выпадавших на долю смертных.
Я обратился к Духу Копья, спрашивая, почему именно мне была доверена эта роль? Ответ его поверг меня в еще больший трепет и смятение.
ДАША ЖУКОВА
Прямая речь Крым.
Наши дни
Я думала, мы спустимся на ровную поверхность, и дальше будет легче.
Фигушки! Дальше лежала «чертова тропа» по хребту Аб-дуга. Это окаменевшая Годзилла! И мы должны были пройти по ее спинному гребню. Справа и слева – пропасти и оползни!
Мы шли в связке. Сергей шел первым, а я скреблась сзади. Ветрила такой поднялся, что если бы Скворцов меня к себе не привязал, я бы улетела, как дельтапланеристка. Он ружьем балансировал и шел по хребту, как по канату, а я сзади на четвереньках – чап-чап-чап-чап… Два раза срывалась. Сергей меня вытаскивал. А ошейник ведь с шипами, они врезались ему в плечо, но он виду не подавал, тянул меня, как бурлак. Господи, какие мы маленькие по сравнению с горами, просто микроскопические.
Наконец прошли чертову тропинку и упали на узкой площадке. Над нами, под нами, во все стороны синели и зеленели бескрайние горные хребты.
Придерживая козырек бейсболки, чтобы не сорвало ветром, он приблизился к краю обрыва и вдруг резко упал на землю. Я подползла сзади.
Внизу была видна поляна, на которой только что приземлился вертолет с надписью на борту «МНС Украины». «Спасатели, сказал Скворцов. Еще бы, депутат погиб! Вот тех видишь? Ружья, собаки, это люди Капранова. Каньон узкий, они его перекроют, прочешут и зажмут нас. Уходить от облавы дальше в горы – самоубийство, мы быстро потеряем силы, идти вниз навстречу облаве – тоже гибель, сквозь оцепление хрен проскочишь… Что делать? Принять бой? С одним ружьем против бойцов с натасканными собаками?»
Я сняла рюкзак, вынула и включила мобилу. Ура! Здесь работала мобильная связь. На экранчике засветилась фотка моего деда.
– Алло, – донесся его шамкающий голос, – Алло!
– Дед, привет, это я, Даша!
– Дашка! – закричал мой старикан. – Нашлась! Наконец-то! А то я звоню, звоню, а ты не отвечаешь. Ты как там, живая?
– Живая. Привет. Тут связи не было.
– А что это у вас гудит?
– Ветер.
– Ветер? А вы где?
– В Большом каньоне.
– Я думал вы на Голом шпиле. Вы косточки Ниныны нашли?
– Дед, – закричала я, – там лежала граната!
Он запнулся в радостном блеянии.
– Какая граната?
– Я откуда знаю. Это же ты у нас вечный партизан с гранатой за пазухой. Ты зачем послал меня на верную смерть?
На другом конце повисло молчание. Я испугалась, что старика хватит удар.
– Алло, дед, ты меня слышишь?
– Слышу… – донесся слабый голос. – Вспомнил… Проклятый я идиот! Я и вправду про гранату забыл. Чеку сорвал, когда немцы подошли, а потом обмотал проволокой и это… под чемоданчик подсунул… Забыл вас предупредить. Вот дуралей старый! Прости, прости меня, Дашутка!
– Я-то прощу, а вот Нина – нет. Ее кости разметало взрывом.
– Так граната чего… взорвалась? – ахнул старик.
Чтоб он там дубу не дал, я поторопилась его успокоить.
– Нас не задело, а лесников местных поубивало! За нами гонятся. Нас обвинили, что это мы их убили, понимаешь?
Я сбивчиво начала рассказывать про взрыв и погоню, стала деда обвинять, что послал меня в горы, Акимович аж заклекотал на том конце.
– А ну, цыц мне! Докладывай толком, где находитесь, кто преследует, какими силами? Сколько их?
– Кого?
– Карателей.
– Не знаю. Человек десять…
В трубке раздался каркающий смех.
– Твоего деда целая румынская дивизия взять не могла, а тут десять человек. Боец Жукова, слушай мою команду!
Я посмотрела на трубку, потом снова приложила ее к уху.
– Ну, слушаю…
– Приказываю! Определите направление ветра и поджигайте лес! Дым отрежет вас от погони, отобьет у собак нюх. Сделайте факелы и ими создавайте очаги возгорания, чтоб фронт мне был! Уходите против ветра, иначе сами попадете под огонь.
– Тут засуха, дед, сгорит весь заповедник.
– Да и хер с ним, заповедником! Жгите все подчистую!
Я отняла от уха мокрый от пота телефон и сказала Скворцову.
– Дед приказал жечь лес. Только чтоб ветер был нам в лицо.
Сергей облизнул палец и поднял его над головой, но и без пальца было ясно, что ветер дует нам в спину.
– Нужно пройти сквозь облаву и только потом поджигать лес.
И мы пошли «сквозь облаву».
Внизу в распадке послышался шум воды.
Базальтовое ложе реки Аузунь-Узень было высохшим, по центру струился тонкий ручей. Мы напились ледяной воды, умылись и наполнили фляги. Некоторое время шли вдоль русла, по скользким уступам. Тут сам черт ногу сломит, поэтому пришлось подняться выше и пойти по лесной тропе. В какой-то момент показалось, что облаву удалось пройти. Рано радовались.
– Стоять! – раздался сбоку грубый бас. – Руки вверх! Оружие на землю!
Из кустов торчали три дула.
ВТОРАЯ ВСТРЕЧА ГИТЛЕРА И ШТАУФЕНБЕРГА
Госпиталь в Вевельсберге. 13 марта 1942 г. (продолжение)
Фюрер склонился над кроватью графа фон Штауфенберга.
Нервные губы под черным квадратом усов прошептали.
Я обратился к Духу
