не ссорились? Беги к ней вместо того, чтобы страдать грехом уныния.
Мысли Филиппа схватились за Марию — ее образ словно зацепил его, как крючок, и поднял наверх. Она ведь не отвернулась от него, когда узнала об убийстве Елисея. Наоборот, даже помогла, и очень помогла! А как он отблагодарил ее — сказал, что готов бросить ее ради мечты, которая не может быть реализована никогда. Какой из убийцы монах? И какой протоиерей? Он никогда не сможет стать хоть кем-то, кроме как узником тюрьмы.
Но слова отца Сергия подарили ему надежду хоть где-то. Если ничего нельзя изменить со смертью Елисея, то по крайней мере можно попытаться наладить с Марией. Пожалуйста, только бы он смог!
— Спаси Господи! — сорвалось с губ парня, он вскочил на ноги и помчался прочь из церкви.
Сказать честно — не от большого ума он так себя вел. Но что поделать? Нервы его были определенно не в порядке. Тем более, что у стойки регистрации в отеле его ждал ещё один удар судьбы.
— Уехала ваша знакомая! — грубо ответила женщина в синем платье, закрывая книгу учета.
— Как это? Куда? — опешил Филипп, он остановился только для того, чтобы спросить о том, есть ли зарядка для телефона, а тут такие новости!
— Откуда мне-то знать? — женщина передернула плечами.
Панфилов как умалишенный стал трясти разряженным телефоном, но гаджет ничего годного не выдал.
***
Любовь может сломить — это Мария знает, как никто другой. Но не в этот раз. В этот раз в девушке что-то щелкнуло, и она поняла, что хочет снова стать собой, снова делать что-то для себя, а не посвящаться от и до другому человеку. Возможно, ее давняя мысль о том, чтобы посвятить себя карьере, не так уж плоха. Сейчас Сербская слишком слаба морально, чтобы думать о возвращении на учёбу, да и смысла нет — прошла половина семестра, она упустила слишком много. Но, может, в следующем году?
С этими мыслями она протирала столик, радуясь тому, что в поздний час у нее не было клиентов. Телефонами пользоваться в зале не разрешали, но, когда тот зазвонил, Мария вытащила его из кармашка рабочего фартука и ответила:
— Да, Оль.
— Хэ-э-эй, — весело протянула подруга. — Ты же скоро заканчиваешь? У меня есть идея, чтобы ты перестала хандрить. Ты, я, «Мутабор»…
— Нет, я не думаю, — спокойно ответила Сербская. — Мне нужно работать.
И повесила трубку.
В какой-то степени Филипп ее, действительно, исцелил. Заставил увидеть изнанку самой себя, и та девушке не понравилась. И раньше не нравилась, но теперь вызывала настоящее омерзение. Нельзя быть такой отчаянной, нельзя так растворяться в человеке, в человеке же искать покой. Как «мем» из интернета про депрессию в Египте. Если у тебя нет покоя с самим с собой, другой тебе его не подарит. Этот другой может даже разбить тебе сердце в пух и прах.
И в этот момент на диванчики у столика, что меланхолично протирала Мария, плюхнулись молодые ребята. Те самые, которым тогда нагрубила Сербская.
— О, нет-нет, — тут же начал клиент. — Давайте за другой столик.
Менеджер тоже тут же напрягся, прислушиваясь.
— Подождите, — выдохнула Мария. — Оставайтесь тут, я с радостью вас обслужу.
— В коктейль плюнете?
— Нет, даю слово. И вообще… Простите меня. Я не имела права грубить вам и срывать свою злость. Мы вообще не должны желать зла другим людям.
Парни как-то странно переглянулись, но тут же весело загоготали.
— Тогда нам тех ваших бургеров…
— Простите, молодые люди, я обслужу вас, — вмешался менеджер, а затем шепнул официантке: — К тебе там пришли.
Сербская оглянулась и увидела Филиппа. Сердце неприятно вздрогнуло. Странно он, однако, смотрелся в антураже американской забегаловки среди неоновых вывесок. Сначала девушка собиралась вовсе не подходить, по в итоге решила самолично прогнать Панфилова. Она любила его, да. И, возможно, пронесет эту любовь через года, но ей не нужно, чтобы с ней играли. Захотел — пришел. Захотел — ушел.
Мария подошла к нему, сложив руки на груди. Посмотрела исподлобья. Сейчас она выглядела забавно — волосы завязаны в хвост набекрень, сама одета в персиковое короткое платье, сверху — белый фартук. Такая у них униформа.
— Чего тебе?
Филипп пытался до нее дозвониться и дописаться, но у него ничего не получилось. Девушка везде его заблокировала. Оставалось только одно — ехать к ней на работу. Больше Филипп о Марии ничего не знал. Да и хотел ли он тогда узнать? А она о нем хотела? Они впали в зависимость от собственных чувств. И это было почти сродни опьянению. Страшно и жестоко по отношению друг к другу. Но так нередко бывает под властью чувств.
Расследование шло своим чередом. Петра «раскололи», найдя его связь с ограблением церкви. В работе была версия о том, что он таким образом «заметал следы». О причастности к делу Филиппа никто даже не думал. Да и сам он мало-помалу стал размышлять над тем, что, возможно, то был всего лишь ночной кошмар в его жизни. Всего лишь ночной кошмар… Мозг отказывался считать, что произошедшее — реальность.
Отец Сергий благословил его, когда Филипп, выбрав в церковной лавке самое красивое кольцо, решил поехать в Москву свататься к Марии. Лучше так, чем… Это было его окончательное решение. Самое верное.
И вот теперь он стоял перед Марией, и не знал, что же ей сказать. Как начать разговор.
— Выходи за меня замуж, — без перехода выпалил он, убирая руки в карманы все глубже и глубже.
Она не поверила своим ушам, опешив сразу от двух вещей: от храбрости Филиппа и от его наглости. Заявиться сюда после своих метаний и вновь дурить ей голову? Хотя Сербская и чувствовала, как к лицу прилила волна жара, она лишь нахмурилась сильнее.
— Не верю.
А мерзкий червячок внутри уже начал пищать в ухо: «поверь ему, поверь, поверь, поверь».
Естественно, она ему не верит. Это вполне понятно. Филипп сам бы не верил. Возможно, он бы отступил раньше, встретив столь нелестный прием. Или бы решил, что не судьба им быть парой. Но не сейчас. Сейчас он достаёт из кармана коробочку с кольцом, открывает и протягивает девушке.
— Я не шучу. Я серьезно.
Редкие люди в зале и другие работники начинают косо посматривать на них, но Панфилов игнорирует их.
И все же сердце начинает биться чаще, когда Сербская видит кольцо. Вся спесь с нее сбивается мигом, и она ошалело смотрит то на коробочку в руках Панфилова, то на него самого.
