сигару, Алексей обычно начинал:
— А это правда, Альфред Карлович, что у англичан на парусниках плохо кормили?
— Где как. Я плавал на «Флаинг фиш», там кормили худо. Мастер[12] уж слишком экономил на наших желудках. Мы отказались работать, лезть на реи, убирать паруса. Он перепугался и приказал давать нам все сполна.
— Ничего вам за это не было?
Казрагс поднимал кверху сжатый, татуированный кулак:
— Ничего. У нас была дружная команда, крепкая, как эта рука: все за одного, один за всех. Мастер нас побаивался. Его могло неожиданно смыть за борт во время шторма, э? Бывали такие случаи. — И Казрагс хитро подмигивал своими голубыми глазами. — Шторм, волна… Все бывает. А мы умели молчать.
— Как же вы сами хозяином стали? — подтрунивал Алексей. — Не боитесь, что вас команда за борт выкинет?
— Я вас всех сам повыбрасываю в Двину! — Капитан громко хохотал. — Еще есть силенка… А потом, какой я хозяин? — сердился старик. — Мы с Лудумом купили «Эклипс», чтобы на старости лет дома пожить. Ревматизм замучил. Все свои сбережения за многие годы истратили на этот буксир. А что толку? Денег нет даже на ремонт. Хозяин!
Дни проходили в работе, недели катились за неделями.
23
Двадцать четвертое июня, день Ивана Купалы, латыши праздновали весело. Жители Риги семьями выезжали за город на пляжи Рижского залива или на берега живописной речки Аа, устраивали там пикники, жгли костры, пускали фейерверки и пели «ивановы песни». Не обходилось, конечно, без изрядной выпивки. На лесных полянках расстилали скатерти, и шел пир горой. Молодежь танцевала, старики степенно беседовали, потягивая из кружек.
Офицеры и комендант Усть-Двинского гарнизона решили в Иванов день устроить большой бал. Готовились к этому торжеству задолго, тщательно. Офицеры совсем загоняли своих денщиков. Солдаты бегали к портным, сапожникам, белошвеям. Господа шили новые мундиры, сапоги, шелковые рубашки. Комендант потерял голос от бесконечных споров с интендантами, заказывающими вина и закуски у рижских купцов. Счета намного превышали предварительную смету, но вычеркнуть что-нибудь из намеченного было немыслимо.
— Все должно быть по первому классу, ваше превосходительство, — убеждал его интендант. — Помните, какой праздник устроил в прошлом году Рижский гарнизон? Неужели мы окажемся хуже?
Комендант вздыхал, отирал платком вспотевшую шею и соглашался. Придется увеличить сбор денег по подписному листу среди офицеров, кроме того, возможно, удастся кое-что натянуть на солдатском довольствии. Некоторое время будут давать в котел поменьше мяса и масла… В общем, будет видно.
Отряды солдат ежедневно отправлялись убирать гарнизонный сад, посыпать мелким белым песком дорожки, обновлять клумбы. Солдаты-плотники в укромных, тенистых уголках строили зеленые беседки. Без этого не обойтись. Дамы со своими кавалерами любили отдохнуть в таких беседках после танцев. На деревьях натягивали проволоку, развешивали разноцветные фонарики, а по обочинам аллей устанавливали масляные плошки. Их зажгут, когда начнется бал.
Жены и дочери офицеров давно ожидали этого дня. Вот уж где они смогут показать себя! Ничего, что их гарнизон расположен не в самой Риге, они ни в чем не уступят рижанкам. Одежду к празднику шили у лучших местных портних, а кто был посостоятельнее — заказывали платья в Петербурге. Одним словом, для всех обитателей Усть-Двинского гарнизона бал в день Ивана Купалы являлся большим приятным и долгожданным событием.
Все лучшее рижское общество получило пригласительные билеты. Они были отпечатаны на прекрасной мелованной бумаге и начинались словами: «Его превосходительство комендант Усть-Двинского гарнизона всепокорнейше просит прибыть господина и госпожу… с дочерьми на…»
Владимир Николаевич Подгоецкий получил приглашение одним из первых. Он повертел билеты в руках, небрежно бросил на стол и сказал Ирине Сергеевне, сидевшей с книгой в кресле-качалке:
— Ирочка, мне что-то не хочется ехать на бал к этим солдафонам. А тебе? Тоже нет? Вот и хорошо. Отдадим билеты Алевтине, пусть покружится со своим кавалером. Кстати, мне понравился этот студент, которого она представила нам недавно. Такой милый, выдержанный молодой человек, со здравыми политическими взглядами. Я с ним поговорил немного.
— Если я не ошибаюсь, у Буткевичей два больших магазина колониальных товаров. Но я не уверена. Может быть, однофамилец.
— Я надеюсь, что ты не смотришь на этого юнца как на нашего будущего родственника, Ирочка? — Владимир Николаевич самодовольно ухмыльнулся.
Тина проводила каникулы у родителей в Риге. За последнее время она очень подружилась с Марком. Их привыкли видеть вместе, и сплетницы называли его женихом. Об Алексее Чибисове девушка совсем забыла: они долго не виделись, и она даже не вспоминала о нем. Жизнь летела интересная, веселая, наполненная разнообразными событиями. Марк был отличным собеседником, послушным подданным, терпимым к ее капризам, и вдобавок красивым юношей, на которого с удовольствием поглядывали женщины.
Билетам на офицерский бал Тина обрадовалась. На таких балах она раньше не бывала, а слышала много. Там собирается весь цвет общества, на балу она блеснет своими новыми туалетами, привезенными отцом из Англии. О ней заговорят газеты. Приятно, когда о тебе, например, пишут такое: «…на балу блистала прелестная дочь известного в нашем городе инженера В. Н. Подгоецкого…» — или так: «…наибольшим успехом пользовалась А. В. Подгоецкая, дочь нашего известного инженера, построившего мост через Волгу в районе Нижнего Новгорода. Ее платье цвета «электрик», как голубое пламя, мелькало повсюду. Для того чтобы ангажировать ее на танец, приходилось записываться в длинную очередь…» Тина была тщеславна и не сомневалась в успехе.
— Двадцать четвертого едем на бал в Дюнамюнде, в гарнизон, — сказала она Марку, когда они встретились. — Надевайте фрак. Там будет вся наша знать.
— У меня еще нет фрака, — засмеялся Марк. — Надену парадную студенческую тужурку на белой шелковой подкладке. Тоже очень эффектно выглядит. Может быть., примете эту замену?
— Приму, Марк, — улыбнулась Тина. — Я люблю форму, и будем считать, что это студенческий фрак.
— Ну, значит, все улажено. Когда прикажете заехать за вами?
— Приезжайте пораньше. Говорят, там чудесный сад, погуляем…
Как обычно в праздники, рано утром Алексей поехал в гарнизон. Он давно знал о предстоящем офицерском бале и думал, что увлеченное своими дамами и танцами начальство меньше обычного будет обращать внимание на солдат. Может быть, удастся встретиться с активистами без помех где-нибудь вне гарнизона, подальше в лесу или на побережье. Поговорить, не опасаясь всяких провокаторов и осведомителей, которых всюду было достаточно.
Алексея встретил взволнованный Денемарк.
— Солдаты подготовлены к выступлению, — сказал он, пожимая Чибисову руку. — Сегодня во время бала мы проводим демонстрацию солидарности с потемкинцами. Пусть офицеры знают, что мы вместе с восставшими, и сделают выводы…
Для Алексея это сообщение явилось неожиданным. Наверное, решение приняли, когда он
