Книга Испытание - Елена Княжинская

— Это греческий, но его не смог понять даже мой друг Костас. Знаете, почему? Потому что на этом диалекте люди не говорят уже несколько тысяч лет. Подумайте, откуда вы можете знать язык, которым владели греки в III веке до нашей эры?

Мужчина был серьезен. Я все ждала, когда он скажет «шутка, я просто испытывал вашу выдержку», но выражение его лица не менялось. Он словно ждал от меня ответ на поставленный вопрос.

Этого просто не может быть, потому что так не бывает! Я бы посмеялась над его словами, приняв их за глупый розыгрыш, если бы не серьезность в голосе Ахметова, если бы неделю назад о том же мне не говорил Ник. Почему он так уверен, что мы были знакомы с ним в прошлой жизни? Это не было похоже на простое совпадение.

— Мы не в Индии, чтобы верить в подобное, — выдавила из себя.

— И все же, — он сделал паузу, — представим на мгновение, что это правда. Ваша история, по всей видимости, началась в Греции. Жители этой страны тоже верят в переселение душ. Они значительно проще воспринимают подобное. Например, Костас, несмотря на присущий ему скептицизм, довольно быстро принял эту идею.

Мысли, образы, слова — все закончилось в диком водовороте, грозившем затянуть меня на самое дно. Я была на грани обморока. Ахметов заставил меня выпить какие-то таблетки, но то, о чем он говорил позже, все равно плохо отложилось в моей памяти: что-то о том, что мне нужно время, чтобы принять сказанное им, о методе регрессивного гипноза, который позволит заглянуть в мое прошлое.

Все это просто не укладывалось в голове. Мне нужно было время, чтобы обдумать услышанное и решить для себя, верить или нет. В первом случае я должна была принять абсурдную, псевдонаучную теорию о переселении душ, во втором посчитать все совпадением, игрой сознания или первыми признаками потери рассудка. Оба варианта меня не устраивали. Не представляла, как жить с этим дальше. Может быть, правы были родители, лишившие меня этих воспоминаний?

Самое страшное, что я не могла даже ни с кем поделиться этими переживаниями. Отец и мама начнут переживать и будут молчать как партизаны, я их знаю. Андрей — скептик до мозга костей, даже в большей степени, чем я. Без доказательств нет смысла начинать разговор. Сережа выслушает, но тогда получится, что я вспоминаю о нем лишь в те моменты, когда мне плохо. Нет, пусть строит свою жизнь. Он заслуживает счастья. Подруг у меня не было с детства. Я никогда не задумывалась об этом раньше. Всем, даже самым сокровенным, была вынуждена делиться с врачами. Какие могут быть девичьи секреты?

О Нике даже думать нельзя. Не представляю, как он узнал обо всем раньше меня? Неужели все понял, потому что страдал похожим синдромом? Это многое бы объяснило. Он мог бы поделиться со мной своими мыслями на этот счет, рассказать, как справляется с такими проблемами. Я сама оттолкнула его, но только теперь поняла, что он единственный, с кем я могла быть откровенной. Почему-то знала, что не увижу даже намека на насмешку в его глазах, смотревших на меня всегда с теплом и затаенной грустью. Только как мне теперь смотреть в эти глаза?

ГЛАВА 24

Вернувшись домой, меньше всего хотела кого-то видеть. Мне нужно было время, чтобы понять, как жить дальше, как примирить прошлое со своей реальностью. Что угодно ждала от этой встречи с Ахметовым, но только не то, что услышала.

Сославшись на усталость, сразу отправилась в спальню.

— Даже не поужинаешь со мной? — спросил Андрей. — Анна Гавриловна приготовила чудесное жаркое.

— Прости, я плохо себя чувствую. Наверно, переутомилась. Доброй ночи!

— Ника, ты ведь ничего от меня не скрываешь? — в его голосе отчетливо звучала тревога.

— Нет. О чем ты?

Я внутренне напряглась, но голос не дрогнул. Как легко я стала обманывать любимого человека, оправдывая это тем, что не хотела беспокоить его. Как быстро отдалялась от него.

Андрей промолчал, то ли согласившись со мной, то ли не желая спорить. В любом случае я была ему благодарна. Промучившись полтора часа, приняла снотворное и, укрывшись одеялом, провалилась в сон.

Проснувшись рано утром, села за ноутбук. За два часа я перечитала несколько десятков статей, в которых описывались случаи, похожие на мой.

Американский мальчик Джеймс Лейнингер, с детства обожающий самолеты, впоследствии рассказал, что был летчиком, которого подбили японцы во время Второй Мировой войны.

Уттара Худдар из штата Махараштра при определенных фазах Луны начинала говорить на незнакомом языке. В один из таких дней человек, владевший бенгальским, перевел слова женщины. Та назвала себя другим именем и рассказала о своей жизни в Бенгалии, приведя множество подробностей быта, характерного для девятнадцатого века. Она говорила на диалекте, который не использовался полтора столетия.

Больше всего меня поразила история Луизы Крамер, которая проходила лечение в психиатрической больнице. Началось все со странных снов. В них женщина ощущала себя некой Пенелопой, учительницей, страдавшей от множества болезней. Не выдержав напряжения, Луиза попыталась покончить жизнь самоубийством. Как показали впоследствии исследования, в штате Вайоминг действительно жила такая женщина, умершая от чахотки в 1882 г.*

Теперь мне стало по-настоящему страшно. Учитывая мою впечатлительность, даже мнительность, мне сложно было выбросить из головы эту информацию, особенно последний случай. Я поискала на теле какие-то знаки, которые могли указывать на травмы из предыдущих жизней — родинки, шрамы, родимые пятна, — но ничего подобного не было. Это немного успокоило меня. Может быть, не стоило заранее волноваться? Даже если представить себе, что описанные случаи имели место, это вовсе не значит, что со мной должно было произойти нечто подобное.

Именно в эту минуту, стоило только задуматься о том, что некие воспоминания, образы, которые преследовали меня с детства, окажутся правдой, сведут меня с ума и заставят пойти на крайности, поняла, как хочу жить. Я буду бороться и не позволю им сломить меня, чего бы мне это не стоило!

Мне срочно нужно было увидеть Ника! Это стало навязчивой идеей. Он смог справиться с недугом, значит, и у меня получится, должно получиться. Только он мог меня понять, но захочет ли говорить со мной? Я теперь видела наш разговор с другой стороны. Не знаю, каким образом, но этот чужой мужчина, видимо, почувствовал во мне родственную душу, открылся мне, поделился тем, о чем я не говорила ни с кем. Я же оттолкнула его, обидела недоверием.

Стоило признаться