Оставил.
Ещё раз пинаю чертову жестяную банку, как будто она в чем-то виновата и, зажав телефон в кулаке, широким шагом возвращаюсь в бар.
- Вот депозит на их столик. Пусть отдыхают, но все что выше - оплачивают сами.
Махнув Женьке рукой, выхожу на улицу. Садясь такси, гружу приложение российских железных дорог и, закрыв глаза, думаю о том, чем она там, блять, сейчас занимается?
Глава 26. Аля
- Мам, смотриииии... - восторженно шепчет дочь, дергая меня за руку.
Вот только не это…
Делая вид, будто поглощена изучением состава маленького шоколадного торта, игнорирую звонкий собачий лай за спиной.
- Ну мамочка… посмотри какая… - хнычет Тоня, притопывая ногами.
Пальмовое масло на пальмовом масле. Возвращаю коробку с тортом в холодильник и тянусь за бисквитными пирожными местного производителя. Не знаю, какое масло используют они, но я ела их всю жизнь, и вроде жива и здорова.
- Мама… ну посмотри же ты!
Вздохнув, поворачиваю голову. Ушастый бело-коричневый пёсик, похожий на табуретку, активно трусит в сторону бакалеи.
Мысленно прошу его убраться с глаз долой поживее и кладу в тележку бисквиты, разворачивая ее в противоположную от бакалеи сторону.
- Нам нельзя заводить животных, - устало повторяю свою мантру. - Потому что мы живем не у себя дома…
- Дома бабушка тоже не разрешала! - с досадой и обидой выдавливает она. - Где есть такой «дом», в котором можно завести собачку?
Где-то есть. Но нам он пока не светит.
С такими хозяевами даже хомячка завести проблема. Вернее, с такой хозяйкой. Я не знаю, что конкретно ей сделала, но её отношение ко мне выглядит предвзятым. И я бы послала её в какую-нибудь глубокую задницу, если бы не тот факт, что снять приличную квартиру в нашем городе - геморрой на последней стадии, так как в нашем городе лет десять не строят нового жилья.
Возвращение сюда - это как парад позора, потому что с моих семнадцати лет абсолютно всем знакомым есть дело до того, как я живу. Им есть дело до меня, до моей дочери и особенно до моих неудач. Но несмотря на всё это, я чувствую себя… нормально. Наша жизнь приобрела хоть какие-то очертания и теперь она ни от кого не зависит. Только от меня самой. Всё встало на места, и я… я ни о чём не жалею...
- Хочешь мороженое? - пытаюсь сменить тему, сворачивая в овощной.
- Хочу, - дуется Тыковка, понуро плетясь за мной по пятам.
- Тогда иди, выбери, - указываю подбородком на холодильники с мороженым.
Хмуря рыжие брови под отросшей чёлкой, поднимает печальные ангельские глаза, и я готова проклинать мироздание за то, что изобрело этих чёртовых собак, которых мы не можем себе позволить.
Смотрю ей вслед, пока топает в указанном направлении. На ней джинсовая юбка и блузка с бантом. Потому что сегодня она хотела быть «красивой». Волосы накручены на бигуди, а на ногах сандалии с блестящими носами. Когда она узнала о том, что я вернулась домой навсегда, прыгала до потолка, в то время как моя мать плакала на кухне.
Подойдя к овощам, беру брокколи и выбираю из общей кучи помидоры поменьше. Методично раскладываю покупки по пакетам и подтягиваю съехавшие с талии шорты, которые сразу же скатываются опять. Вся моя одежда вдруг разом стала мне велика. Я не знаю, как остановить этот процесс, поэтому перестала пытаться.
Вздохнув, толкаю вперед тележку, рассматривая полки с продуктами. Решаю взять бутылку молока и на этом остановиться, потому что тащить по тридцатиградусной жаре стокилограммовый пакет с продуктами - это то, с чем на этой неделе я больше не хочу иметь дела.
Захватив тампоны по акции, возвращаюсь назад в надежде, что не обнаружу Тоню в соседнем отделе, с ног до головы увешанную вредными сладостями.
Сердце пропускает удар, а потом срывается в чокнутый галоп. Застываю на месте, вцепившись пальцами в ручки тележки и сглатывая слюну. Впиваясь глазами в двухтонную спину, которая заслоняет от меня Тыковку, тяну руку к волосам и нервно ерошу свою чёлку.
Потому что рядом с моей дочерью, усевшись на корточки, находится Орлов. В бейсболке козырьком назад, старых потёртых джинсах и футболке. Оглядываюсь по сторонам в поисках его матери и с облегчением не нахожу. Я встретила её несколько дней назад в этом же магазине, и она была такой же, как в тот день… прохладной и сдержанной.
Смотрю на Славика, медленно толкая вперёд тележку.
Я не отвечала на его звонки. И на его сообщения. Потому что мне было нужно время. Было нужно это время, чтобы… взять под контроль свою жизнь. Чтобы переварить первый в своей жизни разрыв отношений. Чтобы переварить ту обиду, которую Орлов мне нанёс! Чтобы понять, нужна я ему или нет?!
Два дня назад в ленте новостей своего инстаграма я наткнулась на фотографию Жени Немцевой в компании членов моей бывшей команды. Это было в Питере, а в руках у Орлова был увешанный зонтиками и трубочками разноцветный коктейль. Этот дурацкий выбор напитка так вяжется с другими его чудачествами, что я просто расплакалась. На нём был синий клетчатый пиджак и белая рубашка, а в волосах бардак. И я подумала, что на этом всё… теперь его жизнь с моей никак не стыкуется.
Жуя губы, останавливаюсь в паре шагов. Как он тут оказался? За рисом зашел?!
-... на каком этаже? - долетает до меня его голос.
- На пятом, - накручивая на палец хвост, сообщает моя дочь.
- Нравится? - хрипловато спрашивает Орлов.
- Мне не нравится зелёная капуста, - вещает из-за его спины Тыковка, позабыв обо всех своих “собачьих” печалях. - Мама каждый день ее готовит, фу…
- Чем она ещё занимается? - интересуется он.
Настораживаюсь, ещё раз поискав глазами его мать.
- Работает, - вздыхает Тоня.
- Работает? - уточняет спокойно, склоняя набок голову. - Кем?
Впиваюсь глазами в темноволосый затылок.
- Эмм… на компьютере… - продолжает Тоня разбалтывать подробности нашей с ней жизни постороннему человеку.
- Как дела в саду? - продолжает свои манипуляции Орлов, и я срываюсь с места.
- Я в сад не хожу. Я у бабушки по средам и по… эм… эм...
- По воскресеньям… - заканчиваю за неё, резко тормозя тележку.
Орлов оборачивается и поднимает на меня глаза. Небритый и нахальный. Смотрит в моё лицо, сверля его прямым как грабли взглядом. Отвечаю ему тем же. Смотрю на него сверху вниз, выгнув брови. И мне уже слабо верится в то, что он оказался здесь случайно.