Откуда у тебя такое колечко?
– Так вот же, мамонька, кот принёс! Прямо изо рта его колечко выпало! Вот диво-то!
Кот, будто подтверждая, принялся тереться о бок Василисы, вихляя задом и прижимаясь к ней, ластился и довольно мурлыкал. Хвост его и спинка совсем уже зажили. Шерсть кота была густая, как у медведя, и рыжая, как солнышко.
– Ну, и чудеса, – ахнула мать, и поглядела на кота, – Ну, что ж, оставайся у нас жить, раз хозяйки твоей нет.
Кот, словно всё поняв, тут же спрыгнул на землю, обнюхал Алтрапку, важно поднялся на крыльцо и засеменил, вихляя пушистыми штанишками, в избу. Мать с Василисой рассмеялись.
– Вот и хозяин новый у нас появился в доме, значит, мышам места не будет, – сказала сквозь смех мать.
Алтрапка же фыркнул обиженно, чихнул, и глянул на хозяек.
– Но ты у нас всегда будешь самый главный во дворе, хозяин двора! – сказала ему Василиса и почесала псу спинку.
– А дай-ка, донюшка, погляжу я на это колечко, – попросила матушка.
Василиса протянула кольцо матери. Та покрутила его в руках, колечко переливалось под солнцем всеми цветами радуги.
– А ты знаешь чьё это колечко, донюшка? – произнесла наконец мать.
– Нет, – покачала головой та.
– Это ведь колечко той знахарки, что у леса жила, хозяйки рыжего кота.
Василиса удивлённо смотрела на мать, и тут же вспомнился ей сон – так вот какой подарок передала ей знахарка в том сне! А ведь она сказала, что это свадебный подарок, неужто посватается к ней кто-то? Василиса опустила глаза, вздохнула о Матвее. Он-то уж точно никогда этого не сделает, только шутит над ней то и дело, смеётся. Она ему не пара. Семья Матвея богато живут, а Василиса с матерью бедные, не его она поля ягодка. Ещё чего доброго станет опосля куском хлеба попрекать жену.
– Нет, – тут же отбросила Василиса такие мысли, – Матвей не таков! Добрее его и нет парня в деревне. Ну да ладно, чего размышлять о том, чему не бывать, пора идти на праздник!
Василиса надела колечко на пальчик и они с матушкой вышли со двора.
Глава 9
Подходя ко двору хозяина, Василиса с матушкой увидели, что ворота широко распахнуты, во дворе накрыты столы, ломящиеся от угощения, и уже собирается на гулянье деревенский народ. На лавке сидели улыбчивые гармонисты, которых отец Матвея пригласил веселить гостей, и растягивали меха, вслушиваясь в то, как звучит гармонь, словно пробуя мелодию на вкус. Едва только успели Василиса с матушкой войти во двор, как на крыльцо вышел отец Матвея, и вместе с ним вся его семья – супруга, сыновья и дочери. Хозяин окинул всех взглядом, поклонился народу и громко сказал:
– Здравствуйте, люди добрые! Прошу отведать мой хлеб-соль в благодарность за помощь вашу, за то, что успели хлебушек собрать, за то, что снова не будем мы голодать в этом году, и зимушка будет сытная и спокойная в наших домах.
Василиса слушала и улыбалась, глядя на Матвея, который стоял на крыльце рядом со своим отцом. Ей казалось, что он смотрел только на неё, словно любуясь ею. Она засмущалась и опустила глаза, а сердечко её забилось от волнения.
– И чего он так глядит? – подумалось ей.
Позвали всех к столу, и народ стал рассаживаться по лавкам, застеленным цветными полосатыми половичками. Сели и матушка с Василисой, им досталось место с краешку стола.
Вдруг рядом раздался голос Матвея:
– Что, невестушка, подвинешься? Пустишь меня рядом с тобой посидеть?
Василиса вспыхнула, а матушка подвинулась немного, и Матвей тут же ловко уселся на лавку, и принялся за свои привычные шутки да прибаутки, подкладывая Василисе и её матери угощения из блюда. Матушка смеялась, выпила немного вина. Начались танцы, и Матвей пригласил матушку Василисы танцевать. Василиса же наблюдала за ними со стороны, и улыбалась. Отплясывая дробушки, Матвей то и дело наклонялся к матери Василисы и что-то ей говорил, а та смеялась и кивала головой. Когда музыка кончилась, Матвей пошёл в другую сторону, а матушка вернулась за стол.
– Ну, донюшка, новость тебе скажу, уж не знаю, обрадуешься али нет? А ведь Матвей-то у меня руки твоей просил, сватов, говорит, засылать буду.
Василиса покраснела и быстро посмотрела в сторону крыльца, там стояли Матвей и его отец, и, улыбаясь, глядели в их сторону. Она тут же опустила глаза на свои руки, и увидела, что колечко на её пальчике заиграло разными-разными красками.
– Что скажешь, Василисушка? Давать мне согласие или нет? Пойдёшь ли за Матвея?
– Пойду, – прошептала девушка.
– Ну, вот и ладно.
Матушка поднялась с места и, повернувшись в сторону крыльца, поклонилась отцу Матвея в знак благодарности за праздник и угощенье, а после махнула рукой, давая знак о согласии. Они с Василисой допили чай и отправились домой.
Через несколько дней деревня гудела от новости – Матвей идёт сватать Василису! Сватовство прошло удачно, все были довольны, Василиса дала своё согласие и на Покров назначили свадьбу.
В один из вечеров, когда Матвей с Василисой сидели на лавочке у ворот дома, Матвей, взяв её за руку, сказал:
– А ты знаешь, ведь я давно тебя приметил, милая, только подойти к тебе не решался. Думал, такая красавица и скромница и не посмотрит на меня. Скажет, зачем ты сдался мне?
– Да какая же я красавица? – потупилась Василиса, – Я самая обычная.
– Кому обычная, а кому и самая на свете прекрасная, нет тебя милее, всю жизнь буду тебя любить, Василисушка, глаза твои синие, как цветочки васильки, косу твою золотую, что пшеница в поле, душу твою чистую да скромную. И даже не думай такие глупости, раз будущий муж сказал – красавица, значит красавица!
Матвей засмеялся:
– Мужа слушаться надо и не перечить! Я, знаешь, каким строгим могу быть, у-у-у!
Василиса тоже засмеялась, после опустила глаза:
– Я тебя с юных лет ещё полюбила всем сердцем, Матюшенька, душа моя по тебе иссохлась. Только вот даже в мечтах я не думала, что мы вместе будем. Я ведь из бедной семьи, сам знаешь.
– Бедность – она в уме скудном да сердце злом! – ответил Матвей, – Когда душа нищая. Вот это и вправду беда. А половики да перины в дом – это дело наживное. Всё сделаем, лишь бы в семье лад был, да промеж нами – любовь.
Василиса положила свою головку на плечо Матвея, прильнула к нему, и они замолчали, глядя на уже по-осеннему пурпурный закат над рекой вдали…
***
А тем временем Грунька все эти дни не показывалась из дому. Лицо её, испачканное сажей, никак не отмывалось, целыми днями она ревела и тёрла кожу мочалом, но щёки её лишь на самую малость стали чище. Многое передумала она за это время, и за то, что жила она в доме знахарки, будучи незримой для людей. Стала она теперь молчаливой, задумчивой, наряды свои бросила, к лентам да бусам интерес потеряла, про вечорки уж и не вспоминала, часто молилась в углу перед образами. Однажды заглянула к ним в гости соседка, древняя старушка Пелагея, посмотрела она на Грунины страдания, покачала головою и сказала:
– Это ведь не сажа на твоём лице, Грунюшка, а злоба твоя отразилась, наружу выпросталась. Да вижу я, что на правильном ты пути, исцеляется уже душенька твоя, путь этот нелёгок, да зато награда в конце велика. А чернота эта не проходит оттого, что человека ты зря обидела, а прощения не попросила. Так что зря ты мочалом лицо трёшь, не будет от него проку.
– Про кого это ты, баба Пелагея?
– Хм, али не знаешь? Про Василису. Ведь не любила ты Матвея по-настоящему, достаток его тебя прельстил, хоромы богатые. Жить ты захотела ещё лучше. А ведь ты и так хорошо живёшь, ни в чём отказа у родителей не ведаешь. А над Василисой измывалась от того, что бедная она.
Бабка Пелагея покачала головой:
– Прощения тебе нужно попросить у неё, и коль простит тебя Василиса, так и лицо твоё прежним сделается.
Сказала так старушка и ушла. А Грунька ночь не спала,
