10-ый, последний год, надо будет поступать. Сейчас последние каникулы, что-то должно случиться, хватит быть детьми, пора взрослеть. Как они тогда с Валерой понимали взрослость? Ну, первое – это свои деньги. Ребята их возраста не стремились и не умели зарабатывать. Кому-то из их ровесников может и хотелось лишних денег, но … разные 'но' никто решить не мог, а они с Валерой решили. На улице Панфилова был большой овощной магазин, там работала директором мать их одноклассницы, которой Валерка помогал по математике, а после урока у нее дома, немного тискал, унося ноги перед самым приходом с работы ее матери, приятной крашеной блондинки. Валера там у этой Галочки часто обедал, валялся на диване, но мама хотела его как-то посерьезнее отблагодарить. Денег она дочкиному репетитору предлагать стеснялась, а тут случай представился.
Поздно вечером в магазин привезли какой-то дефицит, грузчик валялся в подсобке сильно пьяный и тетя Наташа позвонила Валере, что 'мол, не согласится ли он разгрузить грузовик с апельсинами ....нужно очень быстро и аккуратно, товар дорогой … она в долгу не останется … да, да, конечно, можно с Гришей Клибманом. Еще лучше, если вдвоем … да, да и Гришу она тоже отблагодарит … какой разговор …'. Через 20 минут ребята были на заднем дворе магазина, подъехал грузовик и Гриша с Валерой играючи вытащили из кузова 40 ящиков апельсин, получив по 3 рубля, что было прямо-таки по-царски. Теперь разгрузки были поставлены на поток. Дура Галочка за этим следила, инстинктивно уважая 'работающих мужиков'.
Валеркин папа был летчиком и летал на международных рейсах, его девочки-стюардессы привозили из рейсов кое-какие вещи. Шмотки они продавали сами, а вот, мелочишку, типа жевачек, презервативов, хороших сигарет и разовых зажигалок, они не могли быстро продать, этим и стали заниматься Валера с Гришей. Продавали всегда понемногу и никогда в своей школе. Музыкалка, спортивные школы, двор, дача … все равно было опасно, но … зато они имели 30% от сбыта. Вполне по-честному. Папа, как знал Валера, тоже привозил шмотки из рейсов, но он бы никогда в жизни не привлек сына к таким делам. Валерка познакомился с папиным экипажем, бортпроводницы летали с ним разные, но он их знал, и девочки симпатизировали симпатичному 'сынку'. Ребята, правда, сразу договорились, что 'если что', они скажут, что сами выпросили зажигалки у иностранцев, и … что им будет? Подумаешь. От природы осторожный Гриша, всегда умолял Валеру не брать для продажи сразу много: 'Не вздумай, Валер … дело не в 'боишься', просто мы можем загубить наш гешефт'. Валерка уже знал те же слова на идише, что и Гриша. Так было легче. Гриша просил друга 'не 'швыцать', называл кого-то 'шлемазолом и поцем'. Партия дешевых презервативов с усиками называлась 'мыция'. Валера кивал и понимающе улыбался.
Кроме денег нужна была 'крутость'. С этим у них обоих все было в порядке. И дрались, и ругались, и шмотки умели носить, и джинсы фирменые, батники, широкие ремни у них были. А еще они умели очень хорошо играть на гитаре и петь. Потом-то к началу 80-ых они это делали вообще классно, но и тогда в 15 лет уже умели. К 'крутости' относились достижения в спорте. Гриша был перворазрядником по самбо, а Валера вскоре после случая с Мякой самбо бросил, но стал кандидатом в мастера по волейболу, он играл в юниорской сборной Москвы. Нужно было быть привлекательным, обязательно бриться, душиться хорошим одеколоном. Все это после 9-го класса было при них. Папа подарил Грише на Новый год электрическую бритву «Эра», а Валера брился станком, куда клал фирменые лезвия 'Жилет', которые всегда привозил его папа. У него и крем для бритья был специальный и особый лосьон, который замечательно пах. Юношеские прыщи у них были, но быстро прошли в начале 8-го класса. С этим им повезло. Даже мамин рецепт этилового спирта не очень Грише понадобился. Занимаясь спортом, оба научились принимать душ и пользоваться дезодорантом, что еще не было у мальчишек их возраста распространенным умением.
Оба любили и умели выпить, путем проб и ошибок, нащупав свой 'дозис леталис'. Тут у них выработалась целая теория: пить много или мало, в зависимости от количества закуски, от самочувствия, т.е. 'как пошло', от планов на этот вечер, от компании, от наличия или отсутствия в компании девушек. Главное – не напиться, т.е. потерять способность себя контролировать, начать быть неинтересным для окружающих, потерять лицо … Никогда не вестись на подначки, на 'слабо', уметь остановиться, не заигрываться … Это была целая наука и друзья ее постепенно постигали. Конечно в то лето 75 года, они были только в начале пути, и напивались к сожалению еще не раз. Мальчишки … что с них возьмешь.
Смешно, но они тогда часто свои стати обсуждали, смеясь вспоминали Пушкина 'чего ж вам боле? Свет решил, что он умен и очень мил.' Это про Онегина так говорилось, а Онегин был 'крутой'. Хотя, 'боле' было нужно! Самого главного в то лето после 9-го класса им не хватало. Нужно было быть с женщиной. Быть по-настоящему. Поцелуи и тисканья в темноте – это было уже несерьезно. Вот о чем Валера и Гриша говорили, и не могли наговориться. Вот что их по-настоящему занимало. Первая женщина была 'билетом' во взрослость, остальное не считалось. Да, они были готовы, хотели и могли, но … с кем? Вот это было проблемой. Девчонки из класса не подходили. Влюблены друзья ни в кого не были, а так … проблем не оберешься, тем более, что от старших они усвоили принцип, который казался правильным: 'не живи, где работаешь'. У них тогда в голове много было намешано дешевых сентенций.
Случилось это событие с ними почти одновременно, у Валеры в начале лета, а у Гриши в конце. У Валеры раньше, зато у Гриши интереснее.
Гриша почему-то стал в последнее время часто вспоминать их грехопадение, потерю невинности. Многие люди это помнят, женщины и мужчины, скорее всего, по-разному. Про женщин Гриша не очень понимал. У него за всю жизнь, кроме Муси, и девственницы не случались. А как она тогда все восприняла, он никогда не спрашивал. Все-таки какие-то темы-табу, к лучшему или к худшему, и них были. Ну не мог он Маню об этом спрашивать, тем более, что 'героем' он сам и был. Почему-то у Гриши была уверенность в том, что она ему откровенно о этом все равно не скажет, да если бы и
