Нить была блестящей и прочной: такую не сыщешь в лесу. Деревенские жители ловили на нее рыбу в озере и речке. Поначалу, глядя, как рыбины, выпрыгивая из воды, замирают в воздухе, он не верил собственным глазам. Но потом разглядел, как нитка поблескивает в лучах солнца, и догадался, что она бесцветна и прозрачна, словно воздух в ясный день.
Смочив нитку во рту, чтобы лучше скользила, он продел ее в маленькое отверстие и крепко затянул. Кости, привязанные одна к другой, громко клацнули. Почерневшие от времени, они походили на куски высохшего дерева. Он очистил их от следов пыли и крысиных зубов. С приходом зимы в нем просыпалось желание найти себе пару.
Порой он ощущал себя лисом и нуждался в стае и самке. У него было много общего с этим зверьком, рыжим и шустрым, смелым и осторожным, который от зимы к зиме приспосабливался к любым условиям. Случалось, голод гнал его из леса поближе к людям в поисках пропитания.
А иногда он чувствовал себя свободной и одинокой рысью. Острые когти этой дикой кошки оставляли большие отметины на стволах деревьев, по которым она карабкалась. Он взглянул на свои руки. Длинные и прочные ногти торчали из толстой, как кора, кожи. Он точил их каждый день камнем, как летом в поле крестьяне точат блестящие на солнце косы.
Это были руки, его руки, забывшие, что такое рукопожатие.
Он потрогал связку с шелковистыми на ощупь костями, пахнувшую сухой землей. Сжал в руке и перенесся в то время, когда сжимал не кости, а живую руку.
33
— Опять пытаешься меня задобрить?
Тереза взглянула на чашку кофе, которую Массимо поставил перед ней на рабочий стол. На лице инспектора не дрогнул ни один мускул. Он догадался, что комиссар принадлежит к породе тех, кто лает, но не кусает.
— А у меня есть шансы? — ответил он вопросом на вопрос.
Она швырнула сумку на пол и не слишком изящно (мягко говоря) задвинула ее ногой под стол.
— Ни единого! — ответила она. — С сахаром?
— Вам же нельзя!
— Блин, какого черта ты добиваешься?
Ее манеры покоробили инспектора.
— Неужели нельзя спросить без…
— Дерьмо! Я обляпалась. Так какого черта ты добиваешься? — перебила его Тереза в поисках салфетки, которую он тут же ей протянул. После секундного колебания она все же взяла салфетку.
— Личная жизнь не складывается? — поинтересовалась она.
— Почему вы так думаете?
— Да потому, что ты обхаживаешь такую старуху, как я. Учти, повышениями тут ведаю не я.
Массимо решил не тратить время на пререкания. Теперь он понимал, что именно этого Тереза и добивается — словесной перепалки, чтобы снять напряжение. Он подождал, пока она допьет кофе.
— Я все думаю, почему вы настаиваете на профиле серийного убийцы, если у нас всего одно убийство, — проговорил он. — Вчера я не обратил на это внимания.
Он произвел на комиссара впечатление: она впервые посмотрела на него не как на пустое место. Окинула его внимательным взглядом и откинулась на спинку кресла.
— Вижу, ты проштудировал тему, — пробормотала она, роясь в недрах стола в поисках леденца. Затем бросила один инспектору.
— Вы же сами этого хотели! — ответил Массимо, поймав конфету на лету.
Тереза рассмеялась.
— Ничего я не хотела. Дело я и сама раскрою. Это был просто совет. Тебе во благо.
Массимо решил, что случай безнадежный: комиссар не может обойтись без выпадов в его адрес.
— И я ему последовал. Так все-таки: почему серийный убийца? — настаивал он.
Тереза взмахнула рукой.
— Ну, ритуальность, ампутация, инсценировка. Продолжать? Похоже… похоже на начало.
— Начало чего?
Она взглянула на него так, словно ответ был очевиден:
— Начало серии смертей.
Он сел напротив нее.
— Думаете, он убьет снова?
Тереза медлила. Должно быть, прикидывала, стоит ли посвящать его в свои опасения.
— Именно этого я и боюсь, — наконец проговорила она. — Поэтому не могу заснуть ночью и вскакиваю от каждого звонка. Рано или поздно это случится.
Ее слова прозвучали зловеще, хоть Массимо и не ожидал иного ответа.
— Так чего мы тут сидим? — спросил он.
— А что нам остается? Прочесать вдоль и поперек двадцать тысяч гектаров леса? Обыскать сотни домов и допросить тысячу-две человек? Ты это предлагаешь?
Массимо понял, что сморозил глупость.
— Неужели это неизбежно? — проговорил он.
— Если только преступник не сделает какой-нибудь промах…
— А он промахнется?
— Ты просишь меня погадать на кофейной гуще?
— Нет, просто хочу понять, насколько он ловок.
— Дело не в ловкости, а в жестокости. А возможно, и в том и в другом. Волку охотиться помогает ловкость или то, что он волк?
Массимо вспомнил о недавнем разговоре около дома Кравина.
— По-вашему, выходит, он такой, какой есть, и ничего с этим не поделаешь, — резюмировал он. — Плохо, очень плохо.
