неё было оправдание этому, пусть и довольное странное по мнению взрослого. Называлось оно французским бэзе, и было на вид и на вкус просто восхитительный. Аккуратная жёлтая трубочка покрытая белоснежным сливочным кремом, оставляла во рту неописуемое ощущение сладости. Заставляла закрывать глаза и в восхищении всплескивать руками, а после тянуться за ещё одной порцией. И какой ребенок откажется от такого?
Будучи отчаянной сладкоежкой, девица с нетерпением ждала тот час, когда можно было бы улизнуть на улицу. Дома ей запрещали такое лакомство, но здесь уследить за ней было не так просто.
— Я последний раз, батюшка, — шептала она, вспоминая грозный взгляд отца, между прочим самого шефа Отдельного жандармского корпуса тайного статского советника Михаила Павловича Мирского. Тот, человек весьма строгих правил, никогда не поощрял эту слабость. Напротив, при каждом удобном случае пенял на это, называя сладости губительными для детского организма в столь юном возрасте. Т — Возьму самую маленькую бэзэшку, самую крохотульку…
Хитро улыбнулась, мотнув огненно рыжей косичкой. Сразу же стало ясно, что одним пирожным она не обойдется. Возьмет два, а может даже и три. Слишком уж взгляд у неё был характерный. Лиса, одним словом.
До булочной было рукой подать. С версту надо было пройти, не больше. Обычно Катя за пол часа оборачивалась, оттого никто из воспитателей и хватится её не успевал.
Но сегодня все случилось по-другому, и причиной тому стал крошечный котенок с необычными кисточками на ушках. Рыжий, чумазенький с большими грустными глазенками. Появился откуда ни возьмись прямо на её пути. И как мимо такого чуда пройти?
— Какой хорошенький! Мохнатенькие ушки, мягкое пузико! — тут же засюсюкала она, присев рядом со зверьком. Схватила его в охапку и начала тормошить, поглаживая по взъерошенной холке. — Мурлыка! Какой ласковый…
Котенок отчаянно мурчал, словно маленький паровозик. Видно было, что соскучился по ласке. Лобастенькой головкой снова и снова бодал руку девочки, всякий раз вызывая у неё звонкий смех.
И тут в кустах что-то хрустнуло. Причем так громко, резко, что у девчонки душа в пятки ушла. А кот, выпустив острые коготочки, рванул в противоположную сторону.
— Ай! — вскрикнула Катя, вскидывая руку с капельками крови. — Плохой… Котейка, ты где?
Но испугавшегося зверька уже и след простыл.
Воображение тут же ей нарисовало дрожащего от ужаса котика, забившегося под куст. Трясется, мохнатые тельце к земле прижал, глазки прикрыл.
Воспылав жалостью, она бросилась за ним. Не остановили её и колючие кусты, норовившие вцепиться в её волосы и одежду. В самом низу, когда согнулась в три погибели, уткнулась в узкий проём в стене. Перед носом только-только мелькнул кошачий хвостик. Чуть-чуть не успела схватить.
Немного подумав, полезла дальше. Проём как раз позволял. Взрослый бы не пролез, а худенькая девчонки десяти — тринадцати лет смогла бы.
С трудом протиснувшись, оказалась внутри старого двора. С двух сторон к небу тянулись обшарпанные четырёхэтажное доходные дома, где сдавались крошечные клетушки в пару квадратных метров. В таких обычно обретались бедные студенты, чиновники с низших мест и всякая шантропа с папой копеек в кармане. Словом, не самая приглядная публика, с которой часто случались разные неприятности — драки, дебоши и другие непотребства.
Сюда же нередко приходила и боссота с окраинных сквадов. Продавали ворованное, затевали драки, а между делом искали что бы тиснуть. И надо же было так случиться, что именно сегодня они снова оказались здесь.
— Кис, кис, кис, — Катя растерянно оглядывалась по сторонам, высматривая рыжего зверька. Повернется то в одну сторону, то в другую. Зовет, а в ответ ни звука. — Киса, где же ты? Не бойся…
В этот момент дверь ближайшего подъезда хлопнула с такой силой, что внушительный кусок штукатурки сорвался со стены и грохнулся на мостовую. Гул пошел гулять по всему двору.
— Оба-на⁈ — из подъезда вышел высокий, как каланча, подросток в замызганной серой рубахе и лихо заломленной коричневой кепкой на голове. «Уличный» образ дополняли широченные брюки не первой свежести и непонятного цвета, заправленные в укороченные сапожки. Последние выглядели едва ношенными и явно с чужой ноги. — Гляньте, поцы, какая лярва к нам идет!
Улыбнулся во весь щербатый рот и демонстративно харкнул через дыру в два зуба. Из подъезда подтянулись и его товарищи, выглядевшие столь же колоритно: на одном едва держалось ветхое пальто и некогда роскошный чиновничий цилиндр, на втором — черный сюртук с надорванным рукавом и теплая шапка- треух.
— Чистенькая, белая, как лыбедь! Гы-гы-гы! — замершую девочку окружили с трех сторон. С ухмылками и усмешками переглядывались. Цокали от восхищения, разглядывая ее с ног и до головы. — Смотри-ка, и цыцки уже есть! Гы-гы-гы!
— Какие это цыцки, дурень⁈ Пупырки! Вот у нашей Аськи цыцки, так цыцки! О! Как ухватишься…
— Ты что ли хватался⁈ У козы поди…
— Что? Да она сама все…
Щербатый громко цыкнул на них, пресекая начинавшуюся драку. Оба, кидая друг на друга злые взгляды, уже были готовы сцепиться.
— А может эта нам цыцки покажет? — главный кивнул на застывшую в шоке Катю. Та, не жива не мертва, даже пошевелиться боялась. — И еще кое-что…
Не сводя с груди жадного взгляда, парень схватил ее за рукав и дернул к себе. Прижал. Обдавая гнилостной вонью изо рта, засопел.
— А-а-а-а-а! — тут же взвизгнула она, ногтями вцепившись ему прямо в лицо. И быстро-быстро начала царапать, полосуя кожу сверху вниз. Чистая кошка. — А-а-а-а-а!
Матернувшись, каланча отбросил ее от себя. Из глубоких царапин на его лице пошла кровь, падающая и на одежду, и на мостовую.
— Ах ты, сучка! Совсем охренела⁈ — оскалился беспризорник, уставившись на нее одним глазом. Второй заливала кровь из рассеченных брови и лба. — Я же тебя прямо здесь оприходую. Поцы, нагните-ка ее!
И оба товарища уже дернулись в ее сторону: один справа зашел, второй — слева. Руки вытянули, словно охотники, когда на облаве добычу загоняют.
— Вот и поглядим на цыцки, — щербатый, то и дело вытирая кровь с лица, вцепился в девичий подол. — Панталончи…
По сторонам даже не глядели. Двор здесь был глухой, огорожен высокой каменной стеной. Дома к ним выходили редкими окнами. Даже, если кто из жителей что и увидит, не выйдет. Такие жители были.
Поэтому-то никто из них и не обратил внимание на странный шорох в кустах у стены. Мало ли что там. Собака или кошка спрятались и шум пережидают. А если и человек, то все равной выйти побоится. Ведь, от них все здесь, как от огня шарахаются. Знают, что тронешь одного, завтра придется пять или девять десятков крепких парней и
