возьму тебя на ручки и отнесу к тебе домой. Мы твоё платьице постираем, выгладим-высушим, будет чистенькое, мама не заругает, не накажет, я не позволю… Ты только меня не бойся! Ну-ка, открой глазки… Ну пожалуйста, открой! У меня глаза разноцветные, не веришь? А ты глазки открой и увидишь… Я не хочу, чтобы ты умерла, я не хочу!! А-аааа, не надо, аааа…
Глаза
На негнущихся ногах дошла до Танькиной избы, загнанно дыша, толкнула калитку. Покидала в сумку вещи, чувствуя на себе чей-то тяжёлый взгляд. Оглянулась – за спиной висела икона Казанской Богоматери. Глаза смотрели вопрошающе.
– Ты что сделала?! Что сотворила?!
– Я… это не я! Это сделала не я. Я… не хотела, ты же знаешь, – бормотала Рита, а сердце сжималось под взглядом строгих глаз.
– Хотела. Ты хотела её смерти, – отвечали глаза. – Как теперь жить будешь с этим?
Рита выдержала взгляд, не отвела глаза. Огонёк лампадки задрожал, мигнул и погас – словно ветер пролетел. А никакого ветра не было. В сердце шевельнулось знакомое чувство – силы, могущества, власти.
– Посмотри на меня, – сказала Рита Богородице. – Ты видишь, кем я стала? Я не хотела, правда, не хотела, но я не могу с этим справиться!
– Можешь, – прошелестело в ответ.
Рита несколько раз глубоко вдохнула, чтобы не заплакать. Если бы… Если бы она могла! Вскинула на плечо сумку и не замечая Танькиной матери и Таньки, не попрощавшись с ними, пошла по дорожке к калитке.
– Рит, ты куда?
– Домой – глухо сказала Рита.
– Как домой? А обедать? Дорога-то дальняя, не поемши – как поедешь? Похлебала бы щец, драников картовных со сметанкой, а потом бы ехала, – обрадованно зачастила тётка Надя, радуясь, что Рита не останется у них ночевать. Рита ей не ответила и молча кивнула, прощаясь.
– Я провожу! – Танька сорвалась с крыльца, догнала Риту, стащила с плеча сумку. – Рит, ты чего? Обиделась? Может, услышала что? Так ведь все говорят… говорили… говорят, – запуталась Танька.
– Говорили и говорят, – согласилась Рита. – Мне всё равно.
– Но ведь всё уже… кончилось? – то ли сказала, то ли спросила Танька, и Рита подумала, что она права: всё уже кончилось. Рита отняла у неё сумку и поцеловала подругу в щеку, потом в другую. В третий раз, как требовал обычай, целовать не стала. У неё другие обычаи и жизнь другая. И Таньки у неё больше нет. Как же жаль! Как беспредельно, бесконечно, невозможно жаль!
– Кончилось. Ты не бойся, я к вам больше не приеду. Пока, Тань.
Последняя глава
– А-аааа, не надо, я не хочу! Ааааа!! – вне себя крикнула Рита. И словно эхом отозвалось внутри: «Не хочешь? Ну, тогда забирай своего ангелочка».
Рита сорвалась с места и понеслась – и впрямь, как ведьма на метле. Когда она добежала до упавшего дерева, мальчик бестолково суетился, всхлипывая и размазывая по щекам слёзы розовыми от земляники ладонями. Он пытался отогнуть корявые берёзовые ветки и помочь девочке выбраться. И всё повторял:
– Верка, хватит уже, я больше не играю, вылезай. Верка! Я больше не хочу играть, слышишь? Вылезай давай, хватит притворяться, – тянул мальчишка, втягивая в себя сопли и тараща на Риту залитые слезами глаза. – Ты что сделала, ведьма?
– Подожди, не видишь разве, ей ветки мешают, она сама не выберется, ей надо помочь… И ушиблась, наверное, сильно – не слушая его, бормотала Рита. – Вот эту ветку подними и держи. А я вот эту… Ну, давай же, тяни сильнее, что ты как маленький! Тебе сколько лет?
– Ддд… двенадцать.
– А как тебя зовут?
– Ннн… Николкой. А тебе ззз… зачем?
– Ты заика? – не останавливалась Рита, для которой главным было – снять мальчишке шок и спасти из берёзового плена девчонку, которая, кажется… Нет, не кажется! Живая!!
– Сама ты заика. А я никакой не заика.
– Ну и молодец. Давай тяни, что ты как без сил! Тяни, я сказала!
В отчаяньи Рита дёрнула девчонку за руку. Та заорала: «Ай, больно!». Рита счастливо рассмеялась, и ухватив её за плечи, потащила изо всех сил, пятясь назад и не слушая её «ой, ветка царапает!» и «не трогай меня, мне больно!».
Вытащив девочку из-под берёзы (повезло, что ветками придавило, не стволом), Рита безвольно села на дорогу, в пыль, отстранённым сознанием слушая отчаянный плач «малейка» и не замечая Николку, который что-то говорил ей и тянул её за руку.
Потом поднялась с земли, ощущая противную дрожь в коленях. Не обращая внимания на слёзы и протесты, ощупала «малейка» – руки, ноги, спину, заботливо расспрашивая: «Здесь больно? А здесь? А так тебе не больно?». И улыбалась, не могла перестать улыбаться – потому что победила себя, взяла над собой верх.
– Так будет всегда, – вслух сказала Рита. – Я хозяйка, а ты слуга. Ты понял, или тебе повторить?
И услышала, почувствовала – покорный вздох где-то под сердцем.
– Согласен. Я твой слуга. Эту битву ты выиграла. А теперь расслабься и успокойся, с девчонкой ничего не случилось, поцарапалась только. Чтобы крепче помнила, хе-хе… А здорово ты их проучила. «Отшлёпала» так, что надолго запомнят. И ты запомни: если нужен буду – позови. Просто подумай обо мне, и я появлюсь, я дам тебе силу, дам тебе власть…
…Рита гладила, сжимала, давила и мяла «малейка», и тот послушно мотал головой в ответ, подтверждая, что ему не больно. – «А где больно?» – спросила Рита. Шестилетний ангелочек задрал голубое платьице и показал рассеченную острым суком спину. Как же ей, наверное, больно… Рита решительно стянула с девочки платье, сорвала лист подорожника, покусала зубами, чтобы выступил сок, и приложила к ране.
– Сейчас ещё сорву… Николка, помоги, нарви мне подорожника, мне надо много. Смотри, малейк, у тебя и плечо поцарапано, до крови, и здорово так… И щека. А ноги, что с твоими ногами?! Что ж ты так исцарапалась-то… Не плачь, подорожник тебя вылечит, это колдовская трава, она боль прогоняет. Я же ведьма, мне все травки подчиняются, как скажу, так и будет. И всё у тебя пройдёт, завтра не вспомнишь… Рита пришлепнула последний листок на девочкино плечо радостно объявила:
– Вот и всё! Николка, посмотри – она как лесная дриада, в наряде из листьев. Маленькая русалочка. Сейчас пойдём на речку, платье стирать. А то дома увидят и добавят тебе…
Рита подхватила «малейка» на руки и звонко расцеловала в обе щеки. И услышала вдруг: «У тебя глаза разные… А ты правда ведьма, настоящая?»
– Правда. Но если вы не будете никого обижать,
