пять часов вечера в большом коррале торжественно праздновалось удачное завершение выборов. Ярко светило солнце, и падающая от ограды тень резко делила всю площадь на две части — белую и черную. Писко и пиво лились рекой. Появление Омонте было встречено бурным ликованием. Вновь избранный сенатор обнял его на глазах у меднолицых избирателей и произнес речь в его честь.
— Да будет известно сеньору Омонте, что я тоже горняк, — воскликнул он. — Выпьем за здоровье великого горнопромышленника!
Чоло, которые не могли сразу же сместить выбранного ими сенатора, выкрикивали многообещающие здравицы:
— Да здравствует наш депутат доктор Лоса! Да здравствует будущий сенатор доктор Омонте!
Поздно вечером, вернувшись домой слегка под хмельком, Омонте разбудил жену и объявил ей:
— Рудник мы продавать не будем.
Женщина села на постели, и тень ее орлиного носа резко обозначилась на стене, озаренной бледным светом керосиновой лампы.
— Значит, мы не купим усадьбу в Кочабамбе?
— Нет, нет, усадьба — это потом… Рудник мы продадим через год.
— Ну, пусть уж как бог даст…
— А знаешь, президент республики мне очень признателен…
С балкона своего дома, стоявшего на продуваемой ветром площади, Сенон Омонте взирал на Оруро, как победитель.
Прохожие глазели на него. «Миллионер», — повторяли они, смакуя волшебное слово. Омонте сильно переменился, он стал подозрительным и заносчивым. У него было все: лучший дом в городе, гостиная с толстыми коврами и двумя роялями — один черный, второй позолоченный по его распоряжению, под стать остальной мебели, — а на стенах фотографии выдающихся людей, в том числе кандидатов в президенты республики, с дарственными надписями: «Отважному горнопромышленнику».
Многочисленной индейской челядью руководил лакей из Кочабамбы, который говорил с чилийским акцентом; так как много лет прослужил метрдотелем в Чили.
Сеньора Антония разъезжала в карете, запряженной двумя долгогривыми лошадками. Она одевалась во все черное и была окружена толпой набежавших со всех сторон родственников, всегда готовых угождать и прислуживать ей.
Старший сын, Арнольдо, в школу еще не ходил. Он носил длинные брюки и целлулоидовый воротничок, из которого смешно торчала его черная мордочка, вся в рябинках после оспы. Матери он докучал, постоянно выпрашивая у нее при гостях деньги. Младший ходил еще в платьице и с длинными волосами по моде того времени. Третий ребенок — девочка росла на руках у индианок.
Миллионер чувствовал ответственность за свое богатство и, из страха потерять его, жил в непрестанных хлопотах. У него были два заклятых врага: Артече и Непомусено Рамос. О, этот Артече! Мало того что он затаскал его по судам, он еще прибегнул к помощи прессы и выпускал листовки, с которыми Омонте мог бороться только деньгами. Рамос, со своей стороны, вошел в компанию с неким гринго из Оруро по имени Пич, коммерсантом и скупщиком руды, который дал ему денег на продолжение тяжбы.
Омонте пришлось нанять двух самых известных адвокатов— доктора Клаудио Давалоса из Ла-Паса и доктора Валентина Баскона из Оруро, который закрыл свою контору и предоставил себя в полное его распоряжение. Эти адвокаты сочли необходимым начать юридическое наступление по определенному стратегическому плану, основанному на законе и на топографии. Вместе с доктором Лосой они изучили план рудничной зоны, снятый опытными землемерами. Операцию решили начать на участке «Монтекристо», пограничном с владениями Артече. Этот участок, площадью в сто гектаров, был первоначально выделен Непомусено Рамосу в компании с Омонте, который владел им от имени компании. Однако Омонте не допустил, чтобы Рамос, в свою очередь, участвовал в работах на «Провидении», согласно заключенному договору.
— Договор был письменный? — спросил Давалос.
— Нет, только на словах.
— Тогда он ничего не значит.
Одновременно Омонте подал заявку на якобы свободную территорию, ходатайствуя об отводе ему того же участка «Монтекристо», но только под названием «Голубой». Пока дело шло по инстанциям, он предложил Рамосу продать его права, но тот наотрез отказался.
— Отсюда, — сказал он, держа руку на высоте своей груди, — я поднимусь туда. — И он показал на вершину горы Оруро.
Несколько ночных визитов доктора Лосы на дом к секретарю префектуры, нотариусу управления рудников и префекту, — причем по дороге туда он нес с собой какие-то пакеты в газетной бумаге, возвращался же без них, — в скором времени привели к решению дела в пользу Омонте. Рамос подал апелляцию. Омонте, уже вступивший во владение рудником, снова предложил ему продать права.
— Продать? — сказал Рамос. — Согласен. Миллион фунтов.
Ему предложили пятьдесят тысяч боливиано, и он снова повел тяжбу, теряя последние свои сентаво в конторах, канцеляриях и судах.
Когда Рамос убедился, что, не в пример молниеносному решению о передаче участка в руки Омонте, его апелляция не разбирается больше года, у него от ярости задрожали усы. Он кричал во всех погребках Оруро:
— Меня не ограбишь просто так, за здорово живешь! Я ему покажу, этому Омонте! Влеплю пулю в лоб, будь он хоть кум самому президенту!
Но в это время Омонте находился в Чили. В сопровождении эксперта он поехал учредить в Антофагасте свое агентство по вывозу руды. По его возвращении из Чили была осуществлена вторая часть плана. Принимая за отправную точку при определении участка «Монтекристо» пересечение дорог из рудников «Провидение» и «Прогресс», представители предприятия Омонте заявили, будто участок «Голубой», он же «Монтекристо», расположен на пятнадцать градусов северо-восточнее. При таком перемещении его вокруг оси, проходящей через отправную точку, он накладывался на владение «Орко-сунтинья», на которое претендовал Артече.
Судьи приняли это разъяснение и начисто отвергли доводы адвокатов Артече и Рамоса, утверждавших, что ежели переместить «Голубой» на участок «Орко-сунтинья», то тем самым остается незанятым принадлежащее Рамосу владение «Монтекристо», местоположение коего точно определено в судебном процессе Рамос — Омонте.
Заколдованный участок «Голубой» обладал свойством перемещаться и в то же время оставаться на старом месте, расширяться и принимать новую форму, стирая все проложенные на его пути границы и утверждая господство Омонте.
После окончательного решения дела доктор Лоса сообщил Омонте:
— Теперь остались некоторые излишки свободной территории между землями «Орко-сунтиньи», ныне занятыми рудником «Голубой», и «Провидением». Артече требует их себе.
— Что за наглый тип! Необходимо принять меры, чтобы он не вклинился в наши владения.
— Все уже сделано. Мы требуем присоединить эти излишки к «Провидению», ссылаясь на предпочтительное право соседствующего владельца.
— Это еще кто, «соседствующий владелец»?
— Да вы же сами, поскольку «Провидение» принадлежит вам.
Омонте выложил еще десять тысяч боливиано для префекта и окружного судьи.
— Посмотрим, что они запоют теперь, — сказал он.
Артече опубликовал новую листовку. А Рамос, узнав, что его участок «Монтекристо», превратившись в «Голубой», не только помог путем юридически-топографических
