даже охнуть не успел.
Это единственный вариант.
Шкаф, конечно, был большим. Но явно не предназначенным для того, чтобы в нем прятались два парня, пусть один из них… не очень крупной комплекции. В этой тесноте я спиной упирался в заднюю стенку шкафа. А лбом — в шею Олега, который прижался ко мне, стараясь не задевать дверцу. Если бы я мог что-то сказать… То все равно бы не нашел, что именно. Надо было вести себя тише воды, потому что в кабинете явственно слышались шаги. Я чувствовал, как Олег тяжело дышит мне в ухо. У меня просто под ложечкой засосало от этого ощущения.
Как это странно. Я хочу…
Я зажмурился, потому что Релинский еще сильнее вдавил меня в прохладное дерево. Я почувствовал его колено у себя между ног.
От его волос приятно пахнет.
Какое же у него горячее дыхание. Я никогда не страдал клаустрофобией, но был близок к этому. Плевать на заместителя, плевать на декана, плевать на последствия. Лишь бы вырваться из этого душного темного шкафа. Потому что жарко становится только от присутствия Олега. А его мысли вызывают покалывания за ушами. От Олега тоже пахнет вполне приятно, парфюмом.
Терпи…
Это точно. А то мои мысли становятся под стать — странными. Реакция тела начала меня пугать. Дрожь зародилась под коленками, пробежала вверх, закрутив в паху кольца. Я чувствовал, как горят мои лицо, уши, шея…
Я знаю, к тебе еще никогда так тесно не прижимался мужчина. Это меня радует и… Нет, только не здесь. Не сейчас. Я так долго ломал голову, стоит ли пытаться. А теперь уверен, что стоит. Потому что хочется. И все. Этого достаточно.
А мне? Чего же хочется мне, не могу понять. В тишине, в которой я слышал только дыхание, сердцебиение и изредка звуки шагов, неожиданно возник новый шум. Заскрипела входная дверь, и раздался цокот каблуков.
— Толя? — раздался звонкий женский голосок.
— Да, — бесстрастный тембр зама.
— Тут вот Любовь Михайловна просила передать. И еще: совещание переносится на тридцатое число. Так же в три.
— Хорошо, Ирина. Когда это надо отдать? — Только теперь я понял, что голос женщины принадлежал секретарше.
— Крайний срок — двадцать восьмого утром. Еще такой вопрос: скоро должны привезти принтер на замену твоему поломанному, оставишь ключи от кабинета у охраны, чтобы Тимур занес?
— Не нужно, просто установите его, когда я буду здесь, это не к спеху. А еще мне совсем не хочется возиться с очередной программой, надеюсь, больше не будет проблем.
— Ты и так безвылазно в своем кабинете, вот никто и не хочет беспокоить во время работы лишним шумом. Но ладно, я поняла. Завтра вечером занят? Если закончишь к обеду…
— Потом еще надо будет к совещанию подготовиться.
— Ну, пожалуйста, Толя, только один раз. — Разговор утекал в какое-то непонятное русло.
— Ира, мы это уже сто раз обсуждали. Даже если это будет и один раз, все равно ничего не получится.
— Но почему?
— Я думаю, что тут и без объяснений понятно. Когда же ей уже надоест? Я столько раз давал понять, что между нами ничего не будет, но все равно никак не отцепится. Она меня так с ума сведет! А еще эта ситуация с кражей. Ужасно, просто ужасно. Следователи ничего не могут сделать, чтобы найти преступника, им проще на несчастного пацана свалить, чем работать.
— Мне непонятно! Ну чего ему еще надо? Когда же он обратит на меня внимание? Годы-то летят, ничего с этим не поделаешь. Ну жалко ему, что ли?! У него же никого нет, а я сама столько раз ему предлагала. Идиот. Мой.
— Ирина, мне надо работать, тебе тоже. Давай больше не будем об этом, ладно?
Послышался какой-то шум, а потом удаляющиеся шаги. Вновь наступила тишина. Что это сейчас было? Секретарь клеится к нашему обледенелому заму? Но, похоже, такие отношения его совсем не интересуют.
Не дай бог, он полезет в шкаф. Хотя что ему тут может понадобиться? Но если он сейчас начнет работать, мы тут застрянем надолго. А я уже почти на грани. Надо что-то делать. Если бы получилось достать телефон из кармана брюк… Не могу дотянуться.
Я тоже сейчас тут коньки отброшу, даже раньше, чем Анатолий Викторович приложит к этому руку. Надо что-то предпринять. Я попробовал пошевелить левой рукой, это далось достаточно легко. Потом собрал волю в кулак и потянулся вперед, нащупывая ткань брюк Олега. Я почувствовал, как он вздрогнул.
Что он хочет сделать?
Я опустил руку ему на бедро и нашел складку кармана. Просунув туда руку, нащупал телефон и вытащил его, отдавая Релинскому. Пусть пишет Лере, и она вытащит нас отсюда. Кажется, он все понял и без слов. Оставалось только ждать.
Так, все в порядке. У меня просто молодой организм. У некоторых он вообще реагирует на все, что движется. Я же не извращенец какой-то! И Олег тоже. Хотя насчет последнего почему-то сомневаюсь. Откуда эти похабные мысли? Ладно, он — би, даже имел дело с парнями. Но я-то тут при чем? Те парни наверняка были старше, симпатичнее и все такое.
Послышался стук в дверь.
— Войдите.
— Анатолий Викторович, можно? — наконец пришло мое спасение в лице Леры. — Там на лестнице мальчишки окно разбили.
— Да, сейчас иду. Что за день такой! То куратору первокурсников надо пообщаться по поводу этого странного парня, теперь еще что-то…
Судя по всему, замдекана встал, и они вместе с девушкой вышли из кабинета. Как только дверь за ними захлопнулась, мы выпали из шкафа.
— Валим быстрее, — шепнул я, стараясь не показывать Олегу раскрасневшееся лицо. Через десять минут мы уже встретились с Лерой на первом этаже.
— Спасибо за помощь. Но почему ты нас не предупредила?
— Я не успела, потому что ко мне дежурный подкатил с дурацкими вопросами, а в это время Викторович мимо пропилил. Простите меня, пожалуйста. Хорошо, что все так благополучно закончилось. А дежурному этому я еще припомню.
— Но что ты сказала замдеку, когда пошла показывать ему окно? Его же никто не разбивал?
— Ну… Почему никто? — смущенно потупилась девушка. — Когда мы пришли, окно действительно было разбито. Но мальчишек не было.
— А не узнают?
— Нет, на этой лестнице нет камеры. Я вчера обратила внимание, какие зоны снимаются. Ну, а у вас что? Удалось что-нибудь выяснить?
— Нет, ничего конкретного мы не узнали, но… — Я вспомнил мысли Анатолия Викторовича. — Я думаю, что замдек тут ни при чем. Это кто-то другой.
— Почему ты передумал?
— Оказывается, он не очень в ладах