Сережа с досадой ударил перчатками по веревке.
В нем было столько жизни, что я не поверила своим глазам. Эмоции, которые я считала давно утерянными, вдруг закипели внутри него. Он сейчас выглядел, как нормальный ребенок, который увлечен разговором. А не как маленький и печальный старичок.
— Потому что у него руки длинные, а ты ему дал преимущество, — продолжал объяснять Платон. — Ты ему дал возможность до тебя дотянуться. Тебе не хватило еще двух шагов. Понимаешь? Если бы ты не отошел назад, тебя бы по инерции вынесло вперед. Голову спрятал и пробил в печень. И вырубил. Понял?
— Да!
— Давай! — Платон поднял руки, закрывая лицо, и стал в стойку.
— Сережа, тебе потом будет больно. Не нужно! — не выдержала я.
— Маам, ну пожалуйста! — взмолился сыночек.
И я вынуждена была замолчать. Боялась разрушить эту магию. Боялась, что он снова уйдет в себя.
— Хорошо, хорошо, только осторожно, — поспешно согласилась я.
Сережа в точности повторил маневр Платона: бросился к нему, метя в лицо, подождал, пока Платон закрылся в защите, спрятал голову у него на груди и ударил в печень.
— Хороший удар, — одобрил Егор, улыбаясь. — Быстро освоил! Молодца!
— Если хочешь, будем тренироваться здесь вместе каждую неделю, — предложил Платон. — Конечно, если твоя мама позволит, — поспешно добавил он, глядя на меня.
— Ему нельзя, — попыталась было возразить я.
Но поймала взгляд сына. Столько азарта было в его глазах! Столько радости! Он широко улыбался. По щекам разлился румянец.
— Мам, пожалуйста! — взмолился он.
— Хорошо, — согласилась я. — Но только если очень осторожно.
— Да вы не волнуйтесь, — улыбнулся тренер. — Мы здесь всегда всё делаем осторожно.
— Кроме удара в мою печень, — проворчал Платон, морщась и держась за бок.
— Извините, не рассчитал, — Сережа прижал руки к груди и… рассмеялся.
Да так звонко, как когда-то в детстве. До трагедии, что всем нам переломала жизнь. Сколько лет я не слышала этого смеха! Как долго я его ждала! Слезы вдруг хлынули из глаз и я закрыла лицо руками.
— Мам, ну ты чего? Мам! — Серёжа спустился с ринга, подошел ко мне и обнял. — Я не знал, что ты расстроишься.
— Это от радости, что ты у меня такой большой и сильный, — я продолжала реветь, как дура, и не могла остановиться.
Вечно я все порчу! Платон спрыгнул с ринга и подошёл ко мне.
— Все будет хорошо, поверьте, — он достал из кармана бумажный платок и протянул мне. — Меня в детстве сильно лупили. Сами понимаете: сын художника, внук художника, который вечно что-то там рисует в уголке. Быдло просто не может пройти мимо такого задрота. Вот я и научился себя защищать. И Сергей научится.
— У вас не было такого диагноза, — едва слышно прошептала я.
— У меня не было такой мамы, как вы, — тоже шёпотом ответил он.
— Вы ничего обо мне не знаете, — я вытерла глаза платком.
— Вы тоже о себе ничего не знаете, — улыбнулся Платон.
8 глава. Правило номер пять: держи любовницу в поле зрения
Платон отвез нас домой. Вышел из машины, галантно открыл дверь мне и Сереже.
— Увидимся? — он протянул руку моему сыночку.
— Он не… — я хотела объяснить, что Сережа никогда никому не пожимает руку, но осеклась и замолчала.
Потому что Сережа вдруг пожал руку Платону, улыбнулся и сказал:
— Увидимся.
— Надя, жду вас через два часа на выставке. Если сына не с кем оставить, можете взять его с собой. Я не против.
— Ссспасибо! — с трудом выдавила я, все еще находясь в шоке от рукопожатия.
Едва мы зашли домой, как Сережа быстро умылся, взял планшет, стилус и сел рисовать у стола в своей комнате. Я зашла и села на кровать, пытаясь собрать вместе разбегающиеся мысли. И только собралась задать вопрос, как Сережа попросил:
— Мам, можно мне поесть?
Какой у него аппетит разыгрался! А он ведь еще пиццу ел. Да что там ел — уплетал за обе щеки. Аппетит у него плохой. Особенно вечером. Невозможно заставить поужинать. Вечно с ним воюю. Потому что лекарства, которые он принимает, нельзя глотать на голодный желудок. А тут сам попросил. Боже, неужели ты, наконец, услышал мои молитвы?
— Да, сыночек, конечно!
Я приготовила ужин: пару тостов с сыром, хорошо зажаренных, как он любит. Несколько ломтиков свежего огурца и большое красное яблоко. Взяла тарелку и занесла в комнату. Все это я сделала на автомате, не думая. Потому что в голове кружилась одна и та же мысль: почему он так себя ведет с Платоном? Ведь Дима столько лет пытается вылепить из него реального пацана, научить драться и заниматься спортом. Сережа сопротивляется изо всех сил. А я всегда за него, потому что до сегодняшнего дня была уверена, что ребенок плохо себя чувствует. Что он физически не способен на это.
— Сыночек, можно спросить?
— Да, мам, конечно, — не отрываясь от планшета, ответил он.
Я села на его кровать, не зная, как начать этот разговор.
— Ты сегодня плавал. Даже дрался там в, клубе. Но папа все время тебя об этом просил, а ты не хотел. Почему же сегодня сам этого захотел?
Сережа отложил планшет в сторону и повернулся ко мне.
— Он не просил, — Сережа взял с тарелки тост с сыром и откусил его. — Он выносил мозг. Сделай то, сделай это, туда не ходи и вообще заткнись, когда батя говорит. Он никогда меня не спрашивает, чего я хочу. Только заставляет делать то, что он хочет. И тогда, когда он хочет. Ему на меня плевать.
— Зачем ты так, милый? Папа очень много и тяжело работает, чтобы у тебя все было. Чтобы мы могли тебя лечить.
— Это не для меня, — возразил он. — Ты ведь ни разу не была с нами, когда он встречается со своими пацанами. Папа тебя просто туда не берет. А меня заставлял ходить с ним. Его друзья говорят, что если мужик не умеет зарабатывать, то он лошара. Папа не хочет быть лошарой.
Я растерялась. Понимала до этого, что между сыночком и Димой не все гладко. Но не знала, что настолько. Дима, действительно, никогда не брал меня на встречи с друзьями. У них там строго мужская компания. Без тёток — как они говорят.
— А Платон? — осторожно спросила я.
— А Платон мне все время говорит, что я сам должен решать. Вот я и решил.
Я встала и молча ушла в свою комнату. Внутри все кипело. Значит, дело не в Сереже, и не только во мне.
