получила за свою работу награду от правительства города. Поэтому, когда он уезжал, мне скучать было некогда.
Но однажды он не вернулся из командировки. Я сразу всё поняла. Потом прибежала его сестра, видно было, что она беспокоиться за жилплощадь (ведь мы были официально женаты). Я тут же пошла в жилконтору, выписалась из нашей квартиры на Садовой и навсегда уехала в Одессу».
Всё очень грустно, но с другой стороны смешно – я встретила балеруна, а она военного. Кто-то что-то напутал в небесной канцелярии.
Принятие душа – это катастрофа
Завтра в полдень уезжаю, поэтому сегодня с утра уже попрощалась с морем и вторую половину дня мы собираемся провести вместе. Сначала прощальный обед, который готовит Тамара, а потом прогулка. Я укладываю чемодан и выбираю себе наряд на вечер, но все вещи уже запачкались, да и волосы у меня стали от морской воды как пакля. Тамара без слов понимает мои сомнения и предлагает включить колонку в туалете, чтобы перед обедом помыться по-человечески. Почему бы и нет? Что тут особенного? Такие допотопные удобства для старой Одессы не редкость. Когда я гуляла и по Малой, и по Большой Арнаутской, и по некоторым другим улицам в этой части города, заметила, что уличные фасады и дворы, как говорят в Одессе, – это две большие разницы. Иногда войдя во двор, вы словно проваливаетесь во времени, попадая в настоящую разруху послевоенных лет: оголенные, поеденные кариесом старые кирпичи, из-под которых торчат прогнившие деревянные балки перекрытий. Люди часто сами латают прохудившиеся стены, а иногда что-то пристраивают, например, сарайчики с газовыми баллонами или верандочки, а в некоторых дворах даже курятники есть. Все это производит впечатление небольшого достатка, заброшенности. По Тамариным понятиям – это просто история.
Я подготавливаю себе пространство для бани: накрываю полки полиэтиленом, ставлю тазик на унитаз, в котором собираюсь мыть голову (в тазике, конечно), ещё можно окатиться из тазика, я все аккуратно накрыла. Одним словом, превращаю туалет в душевую кабину, раздеваюсь и включаю душ, который за неимением соответствующих приспособлений приходится держать в руке. Оставляю щель в двери, через которую вижу, как Тамара сначала идет к раковине и включает воду, а потом возвращается и подносит спичку к АГВ. Колонка загорается с первого раза, газовое пламя очень яркое, правда, вода моя почему-то холодная. Несмотря на то, что я не имею достаточного опыта пользования газовыми колонками, сдается мне, что пламя или колонку, или подачу воды – в общем, что-то нужно отрегулировать. Тамара отмахивается от меня своей коронной фразой: «Много ты понимаешь, ты даже не знаешь, что такое АГВ!». Это правда, я не знаю.
– Вот такая у нас Тамара, – говорю я полосатому коту Матросе, который сидит на коробках, сложенных на хозяйственной тумбочке под газовой колонкой и взирает на наши художества.
И вдруг: «Бабах!» И что-то происходит типа взрыва.
Мы, конечно, не готовы к взрыву и плана действий в чрезвычайных ситуациях у нас тоже нет. Я кричу Тамаре из туалета:
– Выключайте газ срочно!
Выглядываю в кухню: кот, как сидел до катаклизма на коробках, так и сидит, но весь в саже и с прижатыми ушами; колонка все ещё горит, но не так сильно, а пламя чёрное с копотью. Тамара тоже вся в саже и держит в руке обгорелый шланг, а на полу лежит ещё один шланг, из которого хлещет вода. Хорошо, что мы живём на первом этаже. Я снова кричу:
– Газ выключайте! Выключайте!
Начинаю медленно соображать, пока она борется с регулятором газа, который никак не хочет выключаться. Сорвало шланги, один из них находился близко к газовому пламени, и когда отлетал от своего патрубка, выгнулся и угодил прямо в окошечко, где горит пламя, там и застрял, оплавился, смазка выгорела, и в результате получился конечный продукт разложения органических соединений – сажа. Про другой шланг я вообще ничего не понимаю, но вода хлещет – это, кажется, та вода, которая идет через колонку и должна смешиваться с той холодной водой, которая включена у меня в туалете. И, наконец, до меня доходит, что важно знать, где она смешивается. На всякий случай ставлю все вентили в туалете в противоположное положение. И это дает эффект – вода из колонки уходит по трубам в туалет и стекает в отверстие в полу. По большому счету я не пытаюсь разобраться в этих трубопроводах, потому что труб, как на стенах в коридоре, так и в туалете так много, что некоторые из них, кажется, просто лишние. Тамаре, наконец, удается победить пламя, колонка выключена, и мы кидаемся к раковине в кухне, чтобы отключить воду. Стоим обе на кухне: я голая, она в босоножках на огромных каблуках и в сарафане на одной лямке, вся в саже, и обе одновременно разговариваем с котом, который так и не покинул свой пост. Она рассказывает Матросе, что сантехник ей объяснял, какой кран нужно включать первым, корит себя за то, что забыла. А я говорю коту, что это я бестолочь, потому что мы не открыли слив воды, поступающей из колонки. У меня шла холодная вода, и я не догадалась, что она идет напрямую, из кухни, минуя колонку, ведь я уже однажды мылась в душе и не сделала никаких выводов. И ещё говорю, что теперь все встало на свое место – ведь это двенадцатая авария за год, и путем несложных математических расчетов можно вычислить, что вероятность аварии в месяц равна единице. Кот сидит не шелохнувшись. А куда ему бедному деваться? У нас под ногами целое море. Тамара уже овладела собой и говорит мне:
– Видишь, как всё идёт одно к одному. Когда я ходила за бубликами? Вчера? Да, вчера. И как раз встретила Ивана Ивановича, который помогает мне с сантехникой. Я ему говорю: «Я вас обожаю». Он мне отвечает: «Я вас тоже». Завтра зайду к нему, пусть посмотрит моё АГВ.
С утра просыпаюсь – её нет. Ушла, наверное, к Ивану Ивановичу.
Отъезд
День расставания все-таки приходит. Я и так тут засиделась, почти прижилась; уже несколько месяцев не была дома. И она, наверное, тоже от меня устала, но ей жаль, что я уезжаю. Она, как всегда, берёт командование в свои руки.
– Подожди, не вызывай такси, я позвоню Саше, он знает какое такси надо вызвать.
Тамара дозванивается Саше сразу, говорит очень быстро и четко, чтобы не тратить его время. Заодно задает