а какая сила у тебя? — спросил я у своего вассала.
— Я могу воздействовать на эмоции людей. Правда очень немного и далеко не всегда, — ответил Тихон. — Собственно за эту способность меня Анатолий Владимирович Морозов и ценил.
— Плохо ценил, — усмехнулся я, — если позволил тебе уйти.
— Я сегодня очень удивился, когда увидел Анатолия Владимировича рядом с дядей Прохором, — поделился Тихон. — Мне и в голову прийти не могло, что они знакомы. Но сейчас, думая об этом, я понял, что знаков на самом деле было много. И если бы я не был таким слепцом…
В голосе Тихона звучали неподдельные горечь и разочарование.
Я знал, что это очень больно — разочаровываться в людях. Поэтому решил поддержать парня.
— Не кори себя, — сказал я ему. — Твоей вины тут нет.
— Есть, — не согласился Тихон. — Если бы я раньше понял это, то не позволил бы дядь Прохору зайти так далеко.
— Но ты и не сидел без дела! — возразил я. — Ты боролся как мог! Писал жалобы, искал пути. Ко мне вот пришёл.
— Это да, — согласился Тихон. — Это было здравое решение.
— Слушай, а ты говорил, что тебя брат надоумил заполнить анкету, — вспомнил я наше знакомство и первый разговор.
— Не брат, — поправил меня Тихон. — А дальний родственник. Ну… свояк. Маминой сестры муж. Он тоже приезжал к вам. В первый день.
— Какая у него фамилия? — спросил я.
Тихон назвал.
Я покопался в памяти и покачал головой — я его не помнил.
Хотя чего мозги грузить? Анкеты же у меня с собой!
Я достал листочки и, полистав, нашёл нужный. Там тоже был конфликт с соседом.
— Это что, семейное у вас? — усмехнулся я.
— Выходит, что да, — смущённо засмеялся Тихон и почесал затылок.
Запах жаренного мяса был настолько соблазнительный, что я уже захлёбывался слюной.
И тут из-за занавески раздался стон.
Тихон тут же метнулся туда.
— Матушка? — услышал я его заботливый голос.
Женщина что-то сказала еле слышно.
— Да! — раздался радостный возглас Тихона. — Сейчас сготовится и принесу вам!
Из-за занавески Тихон вышел счастливым. И я понимал его — больная матушка захотела есть.
Мой взгляд снова упал на красный магический кристалл.
Приспособить его в артефакт у меня пока не получалось. Но, если вспомнить зелёную лужайку и распустившиеся зимой под куполом цветы, то можно для кристалла найти другое применение.
А потому я взял кристалл и подошёл к занавеске.
— Я хочу попробовать исцелить твою матушку, — сказал я Тихону. — Я не уверен, что получится, но попробуем?
— Хуже не будет? — с тревогой спросил Тихон.
— Точно нет! — успокоил я парня.
— Тогда делайте!
Вообще я ни разу не использовал магические кристаллы, заряженные красной ци, для такой цели. Поэтому понятия не имел, получится или нет.
Когда у медведя лечил Марту, я использовал красный камень. Ну и ещё с помощью красного камня «лечил» защитный барьер вокруг усадьбы. А вот магические кристаллы не использовал ни разу!
Сомнения мои были понятны. Магический кристалл и красный камень — это далеко не одно и то же. Да и связь между ними основана на моей ци. А у меня лекарских способностей нет. Вот поджечь или взорвать — это пожалуйста! Но лечить… Хотя, Марту лечил, но там другое…
И тем не менее, я решил попробовать. В конце концов, попытка не пытка.
— Госпожа Молчанова, — сказал я негромко. — Разрешите зайти?
В ответ была тишина.
Я глянул на Тихона, снова вернувшегося к сковороде.
Он кивнул, мол, заходи.
Я отодвинул занавеску и сказал:
— Госпожа Молчанова, я сейчас поставлю над вашей кроватью защитный купол. Если вдруг почувствуете себя хуже, дайте знать, хорошо?
Женщина не отреагировала.
Подождав немного для приличия, я пустил в магический кристалл ци, пропущенную через котёл дан. Купол сразу же развернулся.
Регулируя подачу ци, я сделал так, чтобы купол был только над кроватью. Положил кристалл на одеяло. Постоял немного, наблюдая, какое действие оказывает моя магия, а потом вернул занавеску на место и снова сел за стол.
Придвинул защитный артефакт. Попробовал настроиться на него. Но у меня ничего не выходило — мысли всё время блуждали где-то, нос раздражал аромат жаренной свинины, плюс, я прислушивался к тому, что происходило за занавеской — вдруг срочно потребуется моё вмешательство.
Открылась дверь и в комнату вошёл Егорка.
— Братка, — спросил он у Тихона. — А есть скоро? А то сил уже больше нет терпеть.
— Ещё чуть-чуть, — строго ответил Тихон. — Что там с мясом?
— Последнюю тушу разделывать начали, — с гордостью сказал парнишка. — Мясо, которое в заморозку, подвесили в сарайке. Кишки в сенцах. Поедим и мыть буду. Потом дядь Кузьма сказал, что научит меня колбасу делать. А ты умеешь делать колбасу?
— Нет, Егорка, не умею, — признался старший брат.
— Ничего, дядь Кузьма и тебя научит! Он знаешь какой хороший! Он вообще охотник и много дичи поймал! Он всё умеет!
Я смотрел на Егорку, слушал его и думал: когда, интересно, он в последний раз ел мясо? А ведь он растёт, ему белки нужны!
Но теперь всё будет хорошо. Лишь бы я смог защитить их!
Глава 18
Наконец, Тихон убрал сковороду с огня. И с блаженной улыбкой наложил немного жаркого в миску. А потом приоткрыл входные двери и крикнул:
— Егорка, зови людей есть! Мясо готово!
— Сейчас, заканчиваем! — отозвался Кузьма.
Пока мужики заканчивали разделку последней свиной туши, Тихон взял миску и прошёл за занавеску.
Я убрал красный барьер, и Тихон присел на край кровати.
— Матушка, — сказал он. — Я принёс мяса.
Матушка Тихона открыла глаза и улыбнулась сыну.
Он помог ей приподняться, подложил подушку под спину и протянул на ложке первый кусок мяса.
Женщина сняла мясо с ложки губами и с аппетитом начала жевать.
На её лице было нескончаемое удовольствие.
Не успев как следует прожевать, она снова потянулась к ложке.
— Матушка, не торопитесь! Мяса достаточно! Если нужно, ещё принесу, — сказал Тихон.
Он протягивал матери куски жаренного мяса, а по его щекам текли слёзы.
И вдруг она подняла руку и вытерла слёзы со щеки сына.
После этого Тихон и вовсе разрыдался.
Я не говорил ничего. Я понимал, что это не слабость. Это многолетняя боль, заледеневшая от безысходности, наконец согрелась в ароматах свеженины и начала таять, покидая душу Тихона вместе со слезами.
Видимо, мама Тихона и Егорки давно уже не проявляла интереса к жизни. А тут просто жаренное мясо…
И дело даже не в том, что именно мясо, как еда. А скорее, как надежда, как символ, что
