Я говорю: «Дай мне снайперку, я буду следить за фрицем. А ты выкати орудие и оборудуй укрытие. Будем караулить, откуда он вынырнет для стрельбы». Мы уже догадались, что это – самоходка. Вынырнет из лощины, выстрелит – и назад. Но бьёт с разных направлений. Наше орудие было наведено в одном направлении. Ждали выстрела. По какой-то причине, не знаю, Астафьев вышел во двор, а в это время послышался крик: «Помогите!» Как потом выяснилось, осколками черепицы был тяжело ранен наводчик Цыганков. Наконец, когда орудие было наведено, вынырнул ствол орудия самоходки, и его выстрел совпал с выстрелом нашего орудия. Самоходка больше не появлялась, по всей вероятности, была подбита выстрелом нашего орудия. Но от последнего её выстрела осколками всё той же злополучной черепицы был ранен Астафьев. Когда я подбежал к нему, он лежал на входе в конюшню. Увидев меня, сказал: «Земляк, ты меня подвёл». Я спросил: «В чём ты меня обвиняешь?» Он ответил: «Зря ты меня послал на крик во дворе». Я возразил: «Ну, если ты меня за это обвиняешь, то зря. Там ведь, оказывается, кричал раненный наводчик твоего же орудия Цыганков. Не будем обвинять друг друга. Для тебя война уже закончилась». Мы ему оказали помощь и отправили в санчасть.
На войне всякое бывает. Уже в Восточной Пруссии выработался порыв не дать противнику закрепиться. Пошло эшелонированное преследование, но силы редели. Однажды кухня в пути застряла… Причин много: заторы на дорогах, обстрелы и другие причины. Время подошло, а кухни нет. А есть хочется. Я приказал занять оборону, так как поредевший батальон, который мы поддерживали, начал окапываться. Я сам с одним солдатом решил вернуться назад, где оставили кухню. Пройдя около километра, мы встретили нашу кухню. Старшина спрашивает: «Где кормить людей?» Я ответил: «Там, где мы заняли оборону, есть сарай, там и располагайтесь». Придя к орудиям, я сказал солдатам: «По очереди позавтракать», и указал, где кухня. Убедившись в том, что все сыты, я и сам, с командиром взвода Л. Шапиро, пошёл в сарай завтракать. В сарае мы устроились на перевёрнутом коробе от фургона. Поели, покурили. Собрались уходить. Старшина поинтересовался, где нас искать, чтобы накормить обедом и ужином. Посоветовавшись с Шапиро, мы сказали ждать нас здесь, что мы за ними пришлём. Повар пожаловался: «Дровишек поблизости нет». Сарай и то был глинобитный и покрыт черепицей. Шапиро в шутку сказал: «Фургон раскурочьте, вот вам и будут дровишки». И они тут же взялись за раскурочивание фургона. И каково было удивление, когда они его перевернули, то под ним оказался гитлеровец с автоматом, но, к счастью, он был ранен. Поэтому он не рискнул применить оружие, хотя возможности для этого у него были. Иногда в сарае возле кухни оставался один повар. Немец был обезоружен и отправлен в санчасть. До его отправки с ним поговорил Шапиро. Фриц рассчитывал после нашего ухода из сарая попытаться выйти к своим. Такая возможность у него была, так как порой у нас не было сплошной линии фронта, были и коридоры. В этом мы не раз убеждались. Один фланг вырвется вперёд, а другой – застрянет по каким-либо причинам. Порой складывалось такое положение, что противник оказывался сзади тебя, и жди, что получишь удар в спину.
Приведу один пример. Это было в Восточной Пруссии. Нам была поставлена задача выйти в район озера, местечко я не помню. У озера был сарай. Мы окопались, заняли оборону. Ночь прошла спокойно. Утром в сарай пожаловал командир 163 полка Кононович. Он стал вести разговор по нашей связи, как мы потом догадались, с вышестоящим руководством дивизии.
От него требовали двигаться дальше. Он объяснял, что у него нет людей. В батальонах личного состава не то, что на роту, на взвод не набиралось. Он говорит: «Вот, единственная надежда на артиллеристов». Вдруг вбежал командир орудия Дворяк с криком: «Немцы на той стороне озера!» И действительно, когда мы выбежали из сарая, то увидели немцев. Они что-то кричали. Поворачивались к нам задом, показывая на свои задницы. Они явно были пьяные. Кононович, обращаясь ко мне, сказал: «Шуганите разок-другой по ним». Чтобы не видеть эту сцену, я приказал Дворяку выкатить орудие из укрытия и попугать их. А затем, посмотреть на их реакцию. Я сел на станину орудия и навёл прицел чуть ближе толпы фрицев, приказал зарядить орудие. Проверил ещё раз прицел и сказал наводчику: «Действуй, как я навёл». Я не хотел бить по пьяной толпе. Взял бинокль и скомандовал: «Огонь!» Наблюдая в бинокль, я увидел то, что и предполагалось. Часть немцев бросилась бежать, а часть оставалась на месте, продолжая что-то кричать в нашу сторону.
Но потом, как выяснилось из показаний, взятых в плен из этой компании немцев, им было приказано занять оборону у озера там, где мы оказались. Вот они и показывали то, что мы с ними оказались друг к другу задницами. Способ они выбрали доходчивый.
А у нас создалось впечатление такое, как будто они над нами решили посмеяться, а то и поиздеваться.
Местами и у немцев не было сил держать оборону. Сколько бы они не сопротивлялись, всё же против нашего натиска им устоять было трудно. Порой они стремились лишь бы, как говорится, заткнуть дырки, а их было много. Часто, это со слов немцев, они бросали держать оборону и уходили, чувствуя, что война проиграна.
Нам была поставлена задача: выйти на окраину г. Гердаунена и занять противотанковую оборону в районе моста через реку (названия не помню) и не дать немцам взорвать этот мост. Но предварительно, город должен был быть взят штурмом. Однако штурма не потребовалось. Немцы, эвакуировав часть населения, взорвали мост. Мы продолжали двигаться через город к мосту для занятия обороны. Задача – есть задача. Мы двигались по одной из улиц, как вдруг из какого-то дома выскочила с лаем овчарка. Я, выдернув пистолет, выстрелил. Собака с визгом убежала. А в этот момент из дома, что напротив, мы услышали голос на ломаном русском языке: «Русские! Мы здесь одни бабы! Гитлер капут! Внизу в подвале русские девушки!» Немцы не успели поджечь здание, согнав старых немок, которые не могли бежать.
Некоторые батарейцы наши стали поговаривать, надо мол, освободить из подвала наших. Я твёрдо сказал: «У нас задача иная. Кому положено, тот и будет решать судьбу русских девушек, если они действительно там. А если мы вовремя не выполним задачу, то будем отвечать перед ВТ (военным трибуналом).
Мы вышли на окраину города и
