Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 108
– Боже мой, нет! Медицина наверняка может что-то сделать.
Так Роуз говорила всякий раз, когда заходил разговор о Мейбл. Элинор покачала головой, ощутив знакомую боль в животе. Она не знала, как долго еще способна выдерживать эти терзания, и в тысячный раз задавалась вопросом, насколько все это может повредить Личинке. Дальше сестры сидели молча, потеряв всякий аппетит.
– Элли, я беспокоюсь за тебя, – призналась Роуз, пристально разглядывая сестру. – Ты выглядишь такой усталой и… печальной.
– Это пройдет, – невесело рассмеялась Элинор.
– Тебе нужно с кем-нибудь поговорить об этом.
– Вот я и говорю с тобой.
– Конечно. Но не только со мной. Как насчет Софи? Жаль, что не позволяешь мне рассказать ей. Она бы в лепешку разбилась, чтобы тебе помочь.
– Нет! – отчаянно замотала головой Элинор. – Тебе известно, как к этому отнесется Эдвард, если узнает, что мы кому-то рассказали!
– Но прислуга знает.
– Нам пришлось сказать прислуге, чтобы держали язык за зубами. Они искренне огорчены случившимся и знают, что тайна Мейбл не должна выйти за стены Брук-Энда. Кроме них и нас, только Лейтоны знают. Лиззи и так догадывалась. Эта женщина поистине обладает шестым чувством. Она заглянула в один из крайне тяжелых дней, и мне не оставалось иного, как рассказать ей. Как-никак, они наши ближайшие соседи и все равно рано или поздно докопались бы. Но им целиком можно доверять… Роуз, пожалуйста, давай сменим тему. Меня уже тошнит от беспокойства. Лучше расскажи, чем ты занималась в Лондоне.
Лицо Роуз немного просветлело. Она стала рассказывать сестре о том, как наткнулась в Лондоне на художественную галерею, и ненароком проговорилась, что об этой галерее узнала из письма Марселя.
– Но Эдвард запретил ему общаться с тобой! – воскликнула потрясенная Элинор.
Губы Роуз дрогнули.
– Неужели ты всерьез считаешь, что Марсель меня бросит, поскольку так велит ему Эдвард?
– Ты хочешь сказать, что продолжаешь поддерживать с ним отношения?
– Да, Элли. Прости, но мы продолжаем переписываться.
– И что теперь? – Элинор поперхнулась своим вопросом.
Как ко всему этому отнесется Эдвард, когда вернется из Нью-Йорка? Эдвард и так считал затею Роуз с курсами безумием и удивлялся, что Элинор согласилась. Роуз получила возможность возобновить переписку. Элинор удивляется себе. У нее что, нет других поводов для беспокойства? Ребенок вот-вот родится, плюс неотступная тень болезни Мейбл.
– И что же теперь будет с твоими планами найти работу?
– Элли, да успокойся ты. Я же с ним не помолвлена. У нас и разговора такого не было. Если тебя волнуют мои планы, сообщаю: я по-прежнему намерена стать журналисткой. Я не могу сидеть и смотреть, как моя жизнь утекает сквозь пальцы.
Сестры умолкли, пристально глядя друг на друга. Элинор, конечно же, поняла язвительность последней фразы.
– Хочешь сказать, что моя жизнь утекает сквозь пальцы? – бросила она Роуз.
– Нет! – Роуз сдернула с шеи салфетку и швырнула на пол. – Элинор, ты тут вообще ни при чем! – Выпалив это, она пулей вылетела из столовой.
Утром в голове Элинор по-прежнему крутится ссора с Роуз. Ей вдруг захотелось выйти за пределы дома, и она отправилась на раннюю прогулку. Сейчас, поплотнее застегнув пальто, она начинает сомневаться в разумности своего решения. Она стоит на вершине мелового утеса, далеко от дома, и обжигающе холодный ветер прибивает к ногам полы пальто. Она поворачивает к дому. Снежные иглы больно колют лицо. Она тяжело ступает навстречу ветру.
Элинор не покидает ужасное чувство: едва вернется Эдвард, Роуз мигом отправится в Лондон и найдет работу в первой сомнительной газетенке, которая попадется ей на Флит-стрит. Сама идея сделаться журналисткой слишком грязна и отвратительна. Она липким комом застревает у Элинор в горле. Эта работа имеет такой же неприятный привкус, как работа полицейского, тюремного надзирателя или машиниста поезда. Элинор представляет Роуз бродящей по лондонским закоулкам с блокнотом и ручкой наготове и заводящей знакомство с проститутками, алкоголиками и мелкими воришками. А тем временем этот француз Марсель вползает в ее постель и подбирается к банковскому счету Эдварда.
Элинор вздрагивает. Как же ей не хватает материнского совета! Она ловит себя на том, что в эти дни все чаще думает о матери. Ей мучительно хочется, чтобы мать оказалась рядом. Следом поднимается знакомая волна гнева на мерзавца, столь жестоко отнявшего у матери жизнь. Этот гнев особенно силен сейчас, когда потребность в материнском присутствии остра, как никогда. Элинор искренне надеется, что убийца матери страдает каждый день своей никчемной жизни в отвратительной тюрьме, куда его затолкали после суда.
Она прячет руки под выступающим животом, который с каждым шагом становится тяжелее. Нельзя было уходить так далеко. Завтра она ограничит свои прогулки пределами дома. Ее охватывает волна слабости, угрожая опрокинуть. Эдвард должен вернуться через десять дней. До рождения ребенка остается всего четыре недели. Ей не дождаться, когда наступит тот благословенный день.
Тропка петляет по лесу, пока не превращается в слякотную дорожку, тянущуюся по берегу реки. Элинор идет по этой дорожке. Ее ботинки скользят и проваливаются, а ноги все больше промокают. Рядом неторопливо течет река. Из-за высокого содержания железа в местных почвах вода имеет ржавый цвет. Звука текущей воды не слышно. Элинор переходит реку по узкому шаткому мосту, озябшими и онемевшими пальцами цепляясь за деревянные перила. Ее шаги становятся мучительно медленными. На мгновение мелькает мысль: не прилечь ли на рыхлую землю под большим деревом. Но там слишком холодно и сыро, и она сомневается, что потом сумеет встать.
Боль в животе усиливается. Элинор невероятно устала. Она насквозь промокла и настолько озябла, что у нее начинают стучать зубы. Почему ноги кажутся резиновыми? Элинор перестает их чувствовать и думает, хватит ли у них крепости донести ее до Брук-Энда. Идти и не останавливаться. Идти дальше.
Ее дыхание становится хриплым и прерывистым. Она подавляет бесполезные слезы.
К тому времени, когда она добирается до садовых ворот, вспышки боли становятся регулярными и жестокими. Каждая вынуждает ее останавливаться, сгибаться, насколько позволяет живот, и ждать, когда боль утихнет, а потом продолжать свой медленный, натужный путь по саду. И вдруг ее осеняет: схватки! Вот это что. Хотя ребенок ожидался только через месяц, она уверена: это не что иное, как схватки. Окоченев от холода, она добирается домой и вдруг оказывается среди женщин, которые вопят все разом. Роуз, миссис Фолкс, миссис Беллами и Элис.
– Где вы были, миссис Хэмилтон?
– Мы извелись от волнений!
– Вы же насквозь промокли. Боже, вы только посмотрите на себя! Дрожите всем телом…
– Элли, как тебе такое взбрело в голову? Могла бы сказать, что хочешь перед завтраком прогуляться в вихрях метели. Здравомыслящие люди, владеющие своими чувствами, обычно так и поступают.
Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 108
