class="p1">— Смотри, давай полотенец купим, тебе какие нравятся?
— Стас, уж полотенца то я сама могу купить!
— Можешь, — тут он подошел ко мне близко-близко и сказал шепотом на ухо, — но я тоже хочу иногда принимать душ у тебя.
Меня снова бросило в жар. Теперь я смотрела на полотенца, ровные ряды полотенец, но видела только Станислава, выходящего из уже моего душа в чем мать родила. Чтоб выбросить эту картинку из головы пришлось ею потрясти.
— Прекрати это делать!
— Что именно? — Серьезнейшим тоном спросил Станислав, но глаза его смеялись. Он прекрасно понимал, что делает со мной, но продолжал меня дразнить.
— Ты знаешь.
— Не знаю, скажи!
Так в корзине оказались полотенца трех видов, для меня, Станислава и Андрюхи, некоторое количество кухонной утвари, мелочи для ванной комнаты, шторы прозрачные и шторы непрозрачные для моей спальни, балдахин для Андрюхиной комнаты. Против балдахина я возражала, но Станислав сказал что лучше разбирается в мальчиках, в конце концов, он сам мальчик, даже может доказать. Я не нашла что возразить, так что возмутительный для меня предмет обстановки поехал в корзине дальше. Хорошо хоть не розовый!
Кровать и матрац нам обещали привезти через час, постельное мы купили по новым меркам, причем Станислав настоял и оплатил всю корзину, причем вероломно услал меня за кофе на вынос и пробрался со всеми нашими покупками в кассу мимо очереди. Я даже уже не ругалась — бесполезно.
И очень приятно, и мне, и моему кошельку.
На квартиру мы вернулись как раз к тому моменту как в нее начали съезжаться курьеры. С едой, кроватью и… Этот транжира все таки купил стол и стулья мимо которых я ходила как кот вокруг сметаны!
И главное, всем этим занимался Станислав, пока я показывала по видеозвонку Андрюхе и Анне Петровне детскую комнату. Сын очень обрадовался, особенно акуле, оказывается, он не раз просил Виталика захватить с собой акулу, но мой почти бывший муж постоянно “забывал”.
Если бы мне кто-то сказал, что из моего пусть прижимистого и иногда холодного мужа вдруг вылезет такой записной тиран, жестокий и скандальный, то честное слово, я бы этому кту-ту врелаза кулаком в нос. А вот поди ж ты.
Хорошо, что он больше не мой.
Пока я там рассуждала про бывшего мужика нынешний успел все забрать, поставить стирку и даже собрать стол, круглый, не слишком большой, как раз чтоб хватило места на трех человек. И даже суши туда выставил, и новые тарелки.
Чем заслужил очень, очень страстный мой поцелуй.
— Только тарелки наверное помыть надо было, — я подозрительно осмотрела посуду, сияющую в свете люстры, она же давно в шкафу стояла. В том самом, до которого я сегодня еще не добралась с тряпкой.
— Обижаешь, ее всю перемыли! А сейчас давай, садись есть. Нам еще кровать собирать и я желаю управиться с этим до полуночи!
Кровать мы купили двуспальную, чуть меньше полутора метров шириной, с кованым изголовьем. Все таки комната, та самая, что окном смотрела на пылающий багрянцем клен, была небольшой и мне хотелось воздушности. Собиралась кровать тоже довольно быстро, мы закончили как раз к тому времени, как постельное белье не только постиралось, но и высохло в сушильной машине, то есть — хорошо заполночь.
— Прости меня, Алина, но я сегодня никуда отсюда уже не поеду, — сказал Станислав, когда мы закончили заправлять кровать, — иначе рискую не доехать. У меня дрожат руки, я потный и голодный. Так что у нас по расписанию остатки суш и душ!
И направился в душ, избавляясь по дороге от одежды.
Я пошла за ним, как по хлебным крошкам, только большим — рубашка, футболка, брюки, один носок, два…
И когда меня затащили под горячие тугие водяные струи прямо в одежде я смогла только взвизгнуть и зажмуриться.
Глава сорок восьмая
Станислав пошел в душ и раздеваться начал еще по дороге, разбрасывая за собой одежду. Когда я шла за ним, собирая это все, то последнее, чего я ожидала, что меня тоже затащат в душ. После поездки я переоделась в домашнюю одежду — джинсовые шорты до колена и свободную футболку без рукавов, но оверсайз. Я проносила ее все лето вне работы, конечно, когда где-то гуляла без мужа, потому что “сними этот балахон, не прячь фигуру!”.
И вот сейчас моя футболка начинает промокать, обрисовывая все, что под ней было скрыто, а Станислав смотрит на это безобразие и глаза его темнеют.
Из душа мы выбрались еще не скоро и полотенца, к тому времени высохшие в сушильной машине, очень нам пригодились. Это отдельный вид удовольствия — вытираться почти зимой горячей махровой тканью, особенно если тебе помогает мужчина, в которого ты влюблена.
Я влюблена в Станислава? Ужас какой!
Или не ужас?
Я так устала, что в этот момент не могла ни о чем думать. Не помню даже как дошла до спальни, до той самой кровати, что мы буквально полчаса назад застелили новым льняным бельем глубокого синего цвета. Раньше я думала что льняное белье это что-то жесткое, но то, что выбрал Станислав было похоже на облачко, мы упали в него и моментально уснули.
Утром я проснулась от того, что солнце светило мне в глаза. Оно пробивалось сквозь уже поредевшую листву багряного клена и солнечными зайчиками забиралось в спальню, раскрашивая бликами темно-синее постельное белье, светлого дерева пол, зарывшегося лицом в подушку Станислава и часы на стене, показывавшие 12.05.
Я сначала решила что у меня глюки, да и часы эти — Станислава, еще с тех времен, как эта комната была его кабинетом, наверное, они врут.
Часы мстительно моргнули. 12.06.
— Аааа! Стааас, Стасик! — Я попинала его ногой.
— Отстн, дй пспт, — пробурчали из-под подушки.
— Да мы проспали!
— Что?!
Он был дивно хорош со сна, не устану любоваться. Хотя казалось бы, чем любоваться — на щеке отпечатался шов от наволочки, потому что Стас свернул свою подушку в какую-то невообразимую фигуру, волосы, не высушенные после душа, встали дыбом, глаза были сонные-сонные, как будто подернутые дымкой, а губы казались еще пухлее.
— Вон, — я обличающе ткнула пальцем в часы, как будто это они были виноваты.
— ….!!!
— Не ругайся!
— Да не может быть, где мой телефон? — Станислав вылез из-под одеяла и я вдруг осознала, что вчера одеться мы не успели, как в душе стояли, так и упали, бросив мокрую одежду в ванной.
— Алина, мы проспали!
— Я заметила! — пришлось повысить голос, чтоб он
