Ухмыляющегося долговязого парня зовут Хайденом. Как правильно предположил Коннор, он из до безобразия богатой семьи. Родители развелись и стали делить имущество, к которому, видимо, причислили и его. Между ними произошла эпическая битва, и спустя два с половиной года после развода судебная тяжба все еще продолжается. Единственным итогом затянувшейся войны стало соглашение о том, что каждый из родителей предпочел бы видеть сына в заготовительном лагере, нежели поступиться правом быть его опекуном.
— Если бы энергию, затраченную родителями, удалось преобразовать в электричество, его бы хватило, чтобы несколько лет обслуживать небольшой городок, — прокомментировал Хайден.
— Девушку зовут Маи. Ее родители очень хотели мальчика. В конце концов сын у них все-таки родился, но после появления на свет четырех дочерей. Маи была четвертой.
— В том, что меня решили отдать на разборку, — заметила Маи, — нет ничего нового. В Китае во времена, когда правительство запрещало семьям иметь больше одного ребенка, девочек убивали не задумываясь.
Имя здоровяка с татуировкой — Роланд. Он мечтал стать военным, но родился со слишком высоким уровнем тестостерона, или стероидов, или того и другого сразу, став слишком опасным человеком даже для армии. Подобно Коннору, Роланд постоянно дрался в школе, но Коннору почему-то показалось, что последствия драк с участием Роланда были куда печальнее. Однако подвело его не это. Роланд превратил в котлету отчима за то, что тот поднял руку на мать. Она, в свою очередь, вступилась за отчима и, простив мужа, ополчилась на сына, подписав разрешение на разборку.
— Это же несправедливо, — говорит Риса.
— Можно подумать, то, что случилось с тобой, справедливо, — замечает Коннор.
Роланд смотрит на Коннора в упор с ледяным выражением.
— Ты с ней в таком тоне разговариваешь. Может, ей подыскать другого парня?
Коннор отвечает ему преувеличенно душевной улыбкой.
— Мне нравится твой дельфинчик, — говорит он, указывая на татуировку на руке Роланда.
Верзила возмущен:
— Это тигровая акула, идиот.
Коннор дает себе слово никогда не поворачиваться к Роланду спиной.
* * *
Акулы, как было написано в книге, которую Коннору однажды довелось перелистывать, страдают от чудовищной формы клаустрофобии. Но они не просто боятся закрытых пространств, нет. Эти огромные рыбы физически не могут в них существовать. Никто не знает почему. Некоторые считают, что дело в металлических клетках, которыми перегораживают аквариумы: они раздражают акул. Как бы там ни было, большие акулы в неволе долго не живут.
Проведя день в подвале антикварного магазина, Коннор начинает понимать, что чувствуют акулы. У Рисы на руках ребенок, поглощающий все ее внимание, и хотя она жалуется на то, что никогда даже не думала брать на себя такую ответственность, Коннор понимает, что на самом деле она благодарна ему за то, что ей есть чем занять томительные часы ожидания. В подвале имеется вторая комната, и Роланд настоял, чтобы ее заняла Риса с ребенком. Он старательно делает вид, что заботится о ребенке по доброте душевной, но на самом деле всем ясно, что он предложил Рисе отдельную комнату, потому что плач малышки его раздражает.
Маи читает. В углу лежит целая куча старых пыльных книг, и Маи глотает их одну за другой. Отдав спальню Рисе, Роланд выдвигает на середину комнаты стеллаж и устраивает за ним маленький кабинет. Он восседает там с видом человека, которому не привыкать к тюремной камере. Когда Роланд не сидит за стеллажом, он занимается вопросами питания — расставляя банки с консервами то так, то этак. По его словам, он формирует для каждого свой рацион.
— Я отвечаю за питание, — заявляет он. — Теперь нас больше, и мне предстоит решить, что будет есть каждый из вас и когда.
— Я и сам могу решить, что буду есть и когда, — возражает Коннор.
— Нет, так не пойдет, — говорит Роланд. — Я здесь этим занимался, когда тебя еще не было, и буду заниматься дальше.
Он протягивает Коннору банку рубленой ветчины «Спам». Мальчик смотрит на нее с отвращением.
— Не нравится? — спрашивает Роланд. — Будешь со мной спорить, и этого не получишь.
Коннор пытается решить, стоит ли заехать Роланду по физиономии. Впрочем, долго размышлять в подобных ситуациях мальчик не привык — слишком уж у него горячая голова. Драка не начинается только потому, что в разговор вовремя вмешивается Хайден. Забрав банку из рук Коннора, он быстро открывает ее и начинает есть ветчину прямо руками.
— В кругу друзей клювом щелкать не принято, — говорит он. — Раньше я о существовании «Спама» даже не подозревал, а теперь начинаю любить его. Боже, какая радость: я превращаюсь в нищеброда из трейлера, — добавляет он с ухмылкой.
Роланд злобно смотрит на Коннора. Тот не сдается и глаз не отводит. В конце концов он решает сказать то, что обычно говорит в таких ситуациях:
— Клевые носки у тебя, брат.
Роланд, видимо, с шуткой знаком, потому что сразу изучать свои ноги не бросается. Он ждет, пока Коннор отвернется. Однако нежелание выглядеть дурнем в разных носках берет верх, и парень украдкой смотрит вниз. Коннор улыбается: маленькая победа тоже победа.
Хайден определенно человек-загадка. Коннор даже не может понять, действительно ли ему все время смешно или он считает, что улыбка — лучшее оружие человека, попавшего в ситуацию слишком тяжелую и нестандартную, чтобы с ней смириться. Раньше Коннору не нравились чопорные маменькины сынки из богатых семей, но в Хайдене есть что-то очень располагающее, так что не любить его невозможно.
Коннор присаживается рядом с ним. Мальчик исподтишка оглядывается и, видя, что Роланд удалился за стеллаж, шепотом говорит:
— Хорошая уловка с носками. Ты не против, если я ей тоже буду пользоваться?
— Да ради бога, — пожимает плечами Коннор. Хайден выуживает из банки кусок ветчины и предлагает его Коннору.
Несмотря на то что ему совершенно не хочется есть, Коннор принимает предложенную еду, хоть и думает, что в банке вместо мяса может быть что угодно. Да и Хайден взял ее не потому, что ему так нравится «Спам».
Вдвоем они быстро приканчивают банку, и к концу трапезы между ними устанавливается атмосфера взаимопонимания. Поделившись консервами, Хайден недвусмысленно показал, на чьей он стороне.
— Вы хотели ребенка? — спрашивает он. Коннор отвечает не сразу. Поразмыслив, он приходит к выводу, что правда — наилучший фундамент для дружбы, пусть даже и предполагаемой.
— Это не мой ребенок.
Хайден понимающе кивает.
— Это здорово, что ты с ней встречаешься, хоть ребенок и не от тебя.
— Он и не ее тоже.
Хайден улыбается. Он не спрашивает, откуда они взяли малыша: вероятно, версия, придуманная им самим, устраивает его наилучшим образом и он не хочет знать никаких подробностей.
