Вот грузный мужчина бодро шагает в куртке нараспашку, щурится на солнце, улыбается девушке в легкой весенней куртке, выстукивающей по тротуару звонкую дробь каблучками. В такие моменты я начинаю думать, что все неплохо и у этого города еще есть шанс расцвести цветами человеческой доброты, пока в людях остается эта внутренняя весна.
Я думал, меня будет мучить совесть. Я надеялся, что меня будет мучить совесть и не позволит мне сделать что-нибудь такое, что может разрушить наши отношения с Дашей. Но Нелли была слишком красива. Слишком длиннонога. И совесть не справилась с ее красотой. Мы снова были в гостиничном номере, и я снова трахал ее как сумасшедший.
Телефон разрывался от звонков. Бренчал уведомлениями о сообщениях. Я знал, что Даша меня потеряла, и очень надеялся, что у мобильника сядет батарея и он наконец заткнется.
– Я хочу быть с тобой, – говорила Нелли.
– Я тоже, – отвечал я.
– У тебя кто-то есть? – спрашивала она.
– Да, – отвечал я.
– Ты любишь ее?
– А что такое любовь, Нелли?
– Любовь – это когда хорошо.
– Тогда люблю. Но тогда я и тебя люблю, получается.
– Так не бывает, – говорила Нелли.
– Бывает, – отвечал я и ставил ее раком.
Глава 77
В следующий раз я встретился с Нелли через год. Снова была весна. Намного теплее, чем год назад. Нелли выглядела счастливой и грустной одновременно. Я надеялся, что грусть из-за меня, но оказалось, из-за ее нового парня, который что-то там не то сказал или сделал.
Мы пили кофе. Она все время с ним переписывалась. Я жутко ревновал. Мне хотелось схватить ее и куда-нибудь утащить. Но она была совсем чужая. Сначала я не понимал, зачем мы встретились, но, когда пришло время идти домой, я понял. Чтобы убедиться, что сейчас нам нужны другие люди, а друг другу мы пока не нужны.
Я вернулся домой. Даша смотрела «Декстера». Я налил чай и устроился рядом с ней. Господи, как же это было хорошо. Кажется, это был последний раз, когда нам с Дашей было так хорошо вместе. Она положила голову мне на колени. Я гладил ее по волосам, а к горлу подкатывал комок. Не знаю, из-за чего. Может, любовь – это когда к горлу подкатывает комок?
Глава 78
В мае две тысячи четырнадцатого я получил письмо от Андрея Ниподатенко. Он писал, что поехал воевать на Донбасс. Четвертый десяток дураку. А еще через месяц мы с Дашей расстались. За неделю до расставания она сказала: «Я никогда не найду никого лучше тебя, а ты никогда не найдешь никого лучше меня», – а через неделю я снова сидел в Подмосковье, в городе О., и не понимал, как мне теперь без нее жить.
Мужчины и женщины так много говорят друг другу, когда вместе. Если бы их клятвы имели какие-то последствия, например, за несдержанную клятву ты сразу при жизни попадаешь в ад и тебе в жопу заливают расплавленный свинец, на земле совсем бы не осталось людей. Зато в аду было бы полно пылающих жоп.
«Ничто и никогда не разлучит нас», – говорят люди и расстаются из-за того, что, в конце концов, не сошлись характерами. «Я буду любить тебя всегда», – говорят люди, а уже через неделю ненавидят друг друга. «Только смерть разлучит нас, да и умрем мы в один день», – говорят люди и расстаются на следующий год. Живые, сука. Совсем, блять, не мертвые. «Ты никогда не найдешь никого лучше меня, а я никогда не найду никого лучше тебя», – говорят люди.
Это было первое мое расставание с женщиной, которое так тяжело мне давалось. Я целыми днями лежал на кровати и мог встать, только чтобы дойти до магазина, купить сигарет и пива.
Я пересмотрел все сериалы, которые не видел раньше, и написал в своей книге целых десять страниц. И ничего мне не хотелось вычеркнуть. Это можно было читать! Десять страниц я писал до конца августа, а потом наступила осень.
В Москве перед осенью по ночам небо опускается так низко, что можно провести по нему рукой и почувствовать статику. Это где-нибудь в деревне небо невыносимо высоко, проколото дырками звезд и простирается далеко влево и далеко вправо.
Ночи уже становились свежее. В открытое окно шептала прохлада и хотелось укутаться в одеяло. Рядом с кроватью каждый день подрастала на один томик башенка из книг. По утрам было настолько тяжело просыпаться, что, прежде чем открыть глаза, я махал руками, чтобы отогнать от себя яркий дневной свет и тисками сдавливающие виски мысли.
Лето закончилось, и я этому радовался. Мне хотелось зимы: казалось, что, как только выпадет снег и приударит колючий мороз, замерзнет и та часть меня, которая скребется изнутри, плачет, кричит, умоляет и хочет к Даше. Замерзнет и тихонько сдохнет к весне.
Иногда я вставал среди ночи и ходил по квартире, не включая свет. Темнота – субстанция податливая: из нее легко что-нибудь слепить. В детстве в темноте получалось из совсем безобидных теней лепить ужасных монстров и бояться их. Теперь я бродил по квартире и понимал, что единственный монстр, которого можно бояться в этой темноте, – я.
Шел на кухню, зажигал газ, но включал электрический чайник. Он вскипает быстрее. Огонь газовой конфорки казался холодным. Темнота разбегалась по углам, скулила и ждала, когда я с чашкой чая пойду курить на балкон, чтобы калачом свернуться у ног.
Считал дни и ночи. Каждый день и каждую ночь. По утрам уверял себя, что стало немного легче. Когда неделя подкатывалась к воскресенью, мне хотелось куда-нибудь спрятаться до понедельника.
Именно в воскресенье я совсем не мог справиться с собой. Все из-за того воскресенья, когда мы с Дашей расстались. Я с силой давил на веки до фиолетовых кругов в глазах, чтобы разум не заставлял меня снова переживать все, что было тогда.
Уверял себя, что скоро все пройдет, но мне было так жаль… Мне так было жаль, что огонь газовой конфорки такой холодный.
После таких ночей я звонил Даше и устраивал истерику. Иногда звонила она и устраивала истерику.
Глава 79
В октябре мне пришло еще одно письмо от Андрея Ниподатенко. Точнее, от его сослуживца. Тот писал, что Андрей Ниподатенко погиб, а перед смертью попросил написать мне письмо, чтобы я знал, что любовь – это когда кончится война.
Я сходил в магазин и купил две бутылки водки. Пил
