вроде нашего доступа в Кристаллию сохраняются лишь до тех пор, пока ими не начинают злоупотреблять. Думаю, мы и без того слишком долго испытывали терпение наших друзей.
Я взглянул на деда. Иногда в его глазах отражалась на удивление глубокая мудрость.
— Не бери в голову, Алькатрас, — сказал он. — Мы еще придумаем, как победить.
Рыцари встали из-за стола и направились к выходу их комнаты — скорее всего, им хотелось поскорее увеличить дистанцию между нами. Я беспомощно наблюдал, как следом за ними уходит и сама Бастилия. На прощанье она взглянула на меня и прошептала всего одно слово:
— Спасибо.
«Спасибо», — подумал я. Спасибо за что? За то, что не справился?
Я, понятное дело, чувствовал за собой вину. А вина, как вам, наверное, известно — довольно редкая эмоция, чем-то похожая на лифт из желатина (И то, и другое довольно быстро «опустят» вас на самое дно).
— Идем, парень, — сказал дедушка Смедри, взяв меня за руку.
— Мы ничего не добились, — произнес я.
— Вот уж вряд ли! Они были готовы полностью лишить Бастилию рыцарского титула. Теперь у нее, по крайней мере, есть шанс его вернуть. Ты молодец.
— Шанс его вернуть, — хмурясь, повторил я. — Но если через неделю голосовать будут те же самые люди, то какой толк от нашего вмешательства? Они просто отнимут у нее титул — и на этот раз окончательно.
— Если только мы не докажем, что она его заслуживает, — возразил дедушка. — Скажем, помешав Библиотекарям подписать перемирие и захватить Мокию.
Мокия была важна. Но даже если мы сможем провернуть дедушкин план и даже если сумеем привлечь к нему Бастилию, то как участие в политических баталиях докажет, что она достойна носить рыцарский титул?
— Что такое Мыслекамень? — спросил я по пути в комнату со Стеклом Транспортёра.
— Что ж, — ответил дедушка, — об этом тебе знать вроде как не полагается. А значит, тем интереснее будет о нем рассказывать. Осколки Кристин бывают трех видов.
— Я знаю, — перебил я. — Из осколков первого типа они делают мечи.
— Все верно, — подтвердил дедушка Смедри. — Особенность этих кристаллов в том, что они крайне устойчивы к силам Окуляторов и всяким штукам вроде Талантов Смедри, благодаря которым Рыцари Кристаллии могут сражаться с Темными Окуляторами. Второй тип осколков они носят в шее — сами Кристины называют их плотекамнями.
— Они наделяют их силой, — добавил я. — Делают их более умелыми солдатами. Но что насчет третьего?
— Мыслекамень, — ответил дедушка. — Говорят, это осколок самого Мирового Шпиля, единый кристалл, который объединяет все остальные осколки Кристинов. Даже я до конца не понимаю, что именно делает Мыслекамень, но подозреваю, что он объединяет всех Кристинов, позволяя им пользоваться силой других рыцарей.
— И они собираются отрезать от него Бастилию, — сказал я. — Может, это и к лучшему. Так она станет больше похожей на саму себя.
Дедушка Смедри внимательно посмотрел на меня.
— Мыслекамень не объединяет разумы всех рыцарей в единое сознание, парень. Он позволяет им обмениваться навыками. Если один из них что-то умеет, другие получают крохотную капельку от толики его навыка.
Мы зашли в комнату со Стеклом Транспортёра и сделали шаг внутрь ящика; судя по всему, Дедушка Смедри оставил указания менять ящики местами каждые десять минут вплоть до нашего возвращения.
— Дедушка, — обратился я к нему. — Мой Талант. Он и правда так опасен, как ты только что говорил?
Он промолчал.
— В гробнице Алькатраса Первого, — добавил я, когда закрылись двери нашего ящика, — на стене была надпись, в которой говорилось о Таланте Ломать. Текст… называл его «Темным Талантом» и намекал, что именно он стоял за крахом всей цивилизации инкарнов.
— Талантом Ломать владели и другие Смедри, парень, — ответил дедушка. — Но ни один из них не стал разрушителем цивилизаций. Хотя парочку стен они-таки повалили.
Его попытка ввернуть веселую шутку казалась слишком уж натужной. Я открыл было рот, чтобы расспросить его подробнее, но в этот самый момент двери ящика открылись. Сразу за ними в красной мантии стоял Фолсом Смедри, а рядом с ним — Гималайя.
— Государь Смедри! — с облегчением воскликнул Фолсом. — Наконец-то!
— В чем дело? — спросил дедушка Смедри.
— Вы опоздали, — ответил Фолсом.
— Конечно опоздал, — сказал в ответ дедушка Смедри. — Пора бы уже привыкнуть!
— Она здесь.
— Кто?
— Она, — повторил Фолсом. — Та, Кого Нельзя Называть. Она уже в цитадели и хочет с вами поговорить.
Глава 12
Прямо сейчас вам стоит подумать над кое-какими вопросами. Например: «Как эта книга может быть настолько потрясной?», «Почему Библиотекарша поскользнулась и упала?» и «Что за взрыв привел к крушению Ветросокола в второй главе?».
Вы думали, что про последний вопрос я уже забыл? Ничего подобного. (Я в этой аварии, между прочим, чуть не погиб.) Я решил, что за этим, как и подозревали все остальные, могут стоять Библиотекари. Но с какой стати им это делать? И, что важнее, как именно им удалось это провернуть?
При всей важности этих вопросов задавать их было попросту некогда. Слишком много всего навалилось. Но рано или поздно мы к ним вернемся.
(Кстати говоря, ответ на второй вопрос из первого абзаца довольно очевиден. Она поскользнулась, потому что ей попалась книга с сальными шуточками).
Мы направлялись к залу для аудиенций, который охранял Пой Синг с его массивной комплекцией. Пришло время встретиться лицом к лицу с Той, Кого Нельзя Называть, — самым опасным Библиотекарем во всем ордене Блюстителей Стандарта. Мне довелось сражаться с Блэкберном, Темным Окулятором, и почувствовать на себе боль от его Линз Палача. Я сражался с Килиманджаро из Костей Нотариуса, с его кровековаными Линзами и жуткой полуметаллической улыбкой. С Библиотекарскими иерархами шутки плохи.
Входя в среднего размера зал вместе с дедушкой Смедри и Фолсомом, я напрягся, готовый к чему угодно. Но Библиотекарши там не оказалось. Единственным человеком в комнате была миниатюрная бабулька, одетая в шаль и держащая в руке оранжевый ридикюль.
— Это ловушка! — воскликнул я. — Они прислали пожилую даму в качестве приманки! Скорее, бабушка. Вам грозит серьезная опасность! Бегите в укрытие, пока мы держим территорию под контролем!
Она встретилась взглядом с дедушкой Смедри.
— Ах, Ливенворт. Твоя семья — просто чудо, впрочем, как и всегда!
— Канченджанга Сарекчокко, — произнес дедушка Смедри на удивление безэмоциональным — почти холодным — голосом.
— Ты всегда был единственным из местных, кто мог без ошибок произнести мое имя! — ответила Кагечеч… Каченджуаха… Та, Кого Нельзя Называть. В ее голосе послышались отчетливо добродушные нотки. Это она? Та, Кого Нельзя Называть? Самая опасная из
