Но теперь Лахлан уже достаточно хорошо ее изучил.
– Я передам пистолет Джейми на время, пока буду спать, – сказал он, – потому что не хочу, чтобы вы пытались завладеть им.
У девушки вытянулось лицо.
– Но мы оба знаем, что он никогда не решится кого-нибудь убить.
Лахлан взял тартан и накрыл им Венецию, затем присел рядом.
– Хочу напомнить вам кое-что, прежде чем мы оба попытаемся уснуть, – сказал он тихо. – Стоит вам закричать, я тотчас же проснусь и заткну вам рот. В этом случае мне придется использовать кляп. Не думаю, что вам этого хочется.
Он взял в ладони ее лицо и повернул к себе. Венеция молча смотрела на него.
– Но если вам удастся привлечь к себе внимание до того, как я успею заставить вас замолчать, произойдет схватка. Может, вам посчастливится освободиться, а может быть, нет, но в одном можете не сомневаться – если меня и Джейми схватят и вы скажете, кто мы такие, нас повесят.
Откинув волосы с ее лба, Лахлан взглянул ей в глаза.
– Мы не причинили вам вреда, ни один из нас, и клянусь, вам не стоит опасаться, что это может случиться в будущем. Так неужели вам хочется иметь на совести нашу смерть? И все из-за каких-то денег и спора с вашим отцом?
Он искал возможность довериться ей, вместо того чтобы затыкать рот кляпом. И, судя по встревоженному выражению ее лица, его слова дошли до нее.
– Теперь я собираюсь поспать. И вам тоже лучше потратить это время на сон, а не на то, чтобы придумывать разные способы побега.
Лахлан откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза, но прошло немало времени, прежде чем ему удалось расслабиться и погрузиться в сон.
Глава 11
Дорогой кузен!
Как я могу хоть когда-нибудь «принять» то светское общество, которое вы описали в своем последнем послании? Лучшее, что я могу сделать, это научить своих девочек хорошо ориентироваться в обществе, чтобы быть уверенной, что они окружат себя людьми, менее циничными, чем вы.
Ваша родственница Шарлотта.
Невнятный рокот, напоминающий отдаленный раскат грома, разбудил Венецию. Она попыталась поуютнее свернуться в постели, но обнаружила, что постелью ей служит живая плоть, которая разговаривает с кем-то низким приглушенным голосом.
Девушка резко открыла глаза и обнаружила, что находится на руках у Лахлана. Голова ее покоится у него на плече, сидит она на его раздвинутых коленях, а ее связанные ладони упираются в его бедро.
Покраснев, она отдернула руки.
– Все в порядке, – прошептал Лахлан. – Правда, у меня совсем затекли ноги.
Откинув голову назад, чтобы взглянуть ему в лицо, Венеция язвительно сказала:
– Это вам в наказание за то, что вы меня связали.
– Нет, за то, что позволил вам ползать по мне, пока вы спали.
Венеция покраснела еще сильнее. Упершись руками в его грудь, она поспешно передвинулась с его колен на сиденье.
– Вы могли спихнуть меня, если вам было так неудобно, – сказала она, злясь на себя за то, что говорит извиняющимся тоном.
– Мне было удобно, – ответил Лахлан, хотя по его тону можно было предположить, что он явно слукавил.
Гримаса боли исказила его черты, когда он попытался распрямить ноги. «Это оттого, что у него медленно восстанавливается кровообращение», – заметила про себя Венеция. Вот ему возмездие за то, что похитил ее, – пусть теперь мучается.
Лахлан наклонился и достал из-под сиденья ранец, в котором держал пищу. Порывшись в нем, он вытащил большой охотничий нож в ножнах.
Венеция настороженно выпрямилась:
– Он все время был там?
– Да. Какая жалость, что вы упустили шанс убить меня, пока я спал.
– Не думаю, что такое возможно. Джейми непременно пристрелил бы меня, если бы я попыталась это сделать.
– Вижу, вы начинаете улавливать суть вещей. – Сверкнув глазами, Лахлан молниеносным движением перерезал ее путы.
Девушка принялась растирать затекшие запястья. Лахлан вложил нож в ножны и сунул его в карман.
– Только давайте без глупостей. Не думаю, что вы сумеете вытащить нож и у вас хватит духу убить меня.
– Верно. Но не в пример вам, я не считаю это качество изъяном характера.
Взгляд его помрачнел.
– Это крупный недостаток, если вы сражаетесь за свою жизнь. И я молю Господа, чтобы вам никогда не пришлось оказаться в таком положении. – Затем он поднял голову к открытому оконцу и окликнул Джейми: – Сколько еще осталось до Кингьюсси?
– Самое большее – миля, сэр. Вы все еще собираетесь там остановиться?
– Да. Нашим желудкам требуется что-нибудь посущественней сандвичей.
– Не стану этого отрицать. Но вы не опасаетесь, что придется вступать в объяснения?
– Все будет в порядке. Я позабочусь об этом. – Когда Джейми пожал плечами, Лахлан пробормотал себе под нос: – Тем более что ничего другого не остается, парнишка. Ничего не поделаешь.
Лахлан принялся приводить карету в порядок. Когда Венеция увидела, как он складывает одеяла и убирает вещи в ранец, в груди ее вспыхнула надежда.
– Мы останемся ночевать в Кингьюсси?
– Стал бы я тратить большую часть дня на сон, если бы собирался там ночевать?
– Наверное, нет, но… – В растерянности она наблюдала, как он тщательно упаковывает ранец. – Наверняка вам осточертела эта карета. Мне тоже. Я бы отдала все на свете, чтобы хоть на несколько часов выбраться отсюда.
– Ну что ж, это желание я охотно выполню, – загадочно произнес он. Отряхнув обе шляпы, он протянул Венеции ее головной убор: – Вам это понадобится.
Совсем сбитая с толку, девушка надела шляпу. Лахлан приоткрыл шторку и выглянул наружу:
– Вот дьявольщина! Похоже, собирается дождь.
– Бедный Джейми!
Лахлан мрачно взглянул на нее:
– Не «бедный Джейми», Принцесса. Бедные мы!
Прежде чем Венеция успела спросить, что он имеет в виду, карета остановилась возле просторного глинобитного дома, распугав по пути цыплят, разбежавшихся в разные стороны. Молочная корова, щипавшая траву поблизости на заброшенном поле, лениво подняла голову, а из небольшой пристройки раздался отрывистый собачий лай. На шум из дома поспешно выскочила крепкая дородная женщина с сединой в волосах, на ходу вытирая руки о передник.
Когда Джейми, спрыгнув с козел, заключил хозяйку в крепкие объятия, Лахлан склонился к Венеции:
– Послушайте меня. Если вы скажете вдове Маккейн, что я вас похитил, это не принесет вам избавления. Она вам все равно не поверит. А если поверит, то не станет из-за этого переживать. Единственное, чего вы добьетесь в этом случае, – обречете на провал любые попытки вашей семьи спасти вашу репутацию. – Лахлан выглянул в окошко. – И не советую даже упоминать имя вашего отца при нашей хозяйке, это будет грубейшая ошибка.
