– Ввиду некоторых обстоятельств я решил поторопиться. Вдруг ты еще что-нибудь придумаешь.
– Я ничего не придумаю. Я просто не выйду за тебя.
– Выйдешь как миленькая.
– А разве теперь брак перестал быть добровольным?
– Кто сказал, что я тебя силой поведу под венец? – искренне удивился Луи. – Мне не нужны проблемы с полицией.
– Как же тогда ты собираешься жениться на мне, если не силой?
– Милая моя, ты сама будешь умолять меня об этом, как о высшем благе. Причем благе не для тебя.
– А для кого же? Ты думаешь, меня волнует твое благо?
– Не думаю.
– Тогда прости, но мне наплевать и на тебя, и на эту свадьбу.
– Может быть, Рози. Но вот на твою подружку тебе не наплевать.
– При чем тут Мари?
– При том, что когда один симпатичный парень Тед, он, кстати, работает на меня, так вот, он, когда вез девушку ко мне, чтобы поговорить о том, где ты находишься, влюбился в милую Мари. И теперь очень хочет встретить ее еще раз. Но где-нибудь, где будет очень темно и не будет лишних глаз.
– Ты… Ты угрожаешь ей!
– Нет, я предупреждаю тебя.
– Я не верю, что ты это сделаешь!
– Проверим? – Луи криво усмехнулся. – Ну так что, согласна ли ты, Роуз Коретц, взять меня в мужья в первую субботу апреля?
– Да, – тихо прошептала Роуз, чувствуя, как из глаз катятся непрошеные слезы.
– Что же ты плачешь? Радоваться надо!
Роуз покачала головой.
– Как жаль, что я не решусь вскрыть себе вены, или наглотаться таблеток, или…
– Нет уж, милая моя, – остановил ее Луи, через год после свадьбы еще можешь попробовать, а сейчас, Рози, даже и не думай об этом.
– Не называй меня Рози, скотина! – закричала она.
– Вот только не надо нервных срывов, – устало попросил Луи. – Хотел же отвезти тебя на квартиру. Придется брать к себе домой. А то ты, оказывается, неуравновешенная. Еще и правда бросишься с балкона.
– Я знала, что ты негодяй, но что ты такая сволочь, даже не догадывалась!
– Ты еще не знаешь, какой я на самом деле! – Луи отвратительно рассмеялся.
Роуз с такой ненавистью посмотрела ему в глаза, что Луи показалось, будто он захлебнулся собственным смехом.
Они вновь замолчали.
– Да! – воскликнул Луи, когда они въезжали в широко распахнутые ворота его особняка. – Я подумал, что раз уж у нас с тобой совместное владение всем имуществом, я не стану возвращать тебе те деньги, которые ты, наверное по ошибке, перевела на мой счет. А то ведь надо же и с Томасом расплатиться!
Роуз ничего не ответила. Она прижалась лбом к стеклу и смотрела на дом, который станет теперь для нее тюрьмой. Если бы она сумела уговорить Мари бежать! Если бы кто-нибудь помог ей! Как много «если бы»!..
Господи, только бы быстрее пришел день свадьбы! – молилась она. Я бы после нее не волновалась о Мари. Но вот только ты, Господи, наверное, не поймешь меня, если я сделаю это.
Нет, бабушка бы никогда так не поступила, она бы сделала все, чтобы вновь убежать и спасти близких ей людей.
Я должна бороться!
11
Уже несколько дней Томас не находил себе места. Он не знал, что сейчас с Роуз, где она, не нужна ли ей помощь. Томас давно понял, что ни в чем нельзя верить кузену, особенно когда речь шла о личных интересах Луи. Вот только что же хотел Фокнер от Роуз? Томас ни за что на свете не поверил бы, что Луи спит и видит, как бы жениться на мисс Коретц. Когда он стал свидетелем встречи в аэропорту, он окончательно убедился в том, что Луи не любит свою невесту, да и вообще, может ли он любить кого-то кроме себя? Нет, здесь было что-то другое. Но что же? Томас знал, что должен в этом разобраться; Просто обязан. Пусть Роуз его обманывала, пусть сказала, что ненавидит его, но теперь они связаны нитью гораздо более крепкой, чем дружба или партнерские отношения, если о том, что с ними произошло, можно сказать этими словами.
Вот только Томас не верил, что это любовь.
Нет. Он не любит Роуз, он не должен ее любить.
Не из-за того, что она невеста Луи, – Томас уже давно не питал к кузену родственных чувств.
Не из-за того, что он отдал ее в руки Фокнера не только как сбежавшую невесту, но и как женщину, вероятно укравшую какие-то важные документы. Он не может любить Роуз уже потому, что просто не должен никого любить. Детектив всегда должен быть один. Он не имеет права рисковать еще одной женщиной, случайно встретившейся на его пути.
Томас старался быть откровенным с собой.
Но разве можно признаться даже себе в том, что он бросил любимую, отдал безропотно в руки Фокнера – самого отъявленного негодяя в штате Калифорния? Как он мог купиться на его красивые слова о любви к Роуз? Разве не Луи предал их семью? Чуть не разорил его, Томаса, отца, при каждом удобном и неудобном случае насмехался над попытками кузена создать сыскное агентство. Он даже пытался помешать Томасу получить лицензию на осуществление сыскной деятельности. И все только из-за того, чтобы напакостить кузену.
Разве он не знает, что Луи ради своих интересов способен на большее? Конечно, знает. Но тогда почему он, Томас Эстон, человек, который не боится лезть в самые грязные притоны, человек, на которого было уже совершено пять нападений, сидит сложа руки, когда беззащитной девушке требуется его помощь?
– А что я могу сделать?! – громко спросил Томас. Он не был уверен, что хоть кто-то откликнется на его слова. Да и кто мог ответить ему?
Но ему ответили.
– Смотря чего ты хочешь добиться, – отозвался знакомый голос.
Томас и не заметил, как в его кабинет вошел Дэвид – давний друг и партнер. Именно с ним Томас решился начать такое провальное дело, как частное сыскное агентство.
– Привет, Дэвид. Рад тебя видеть. Ты вернулся из Оклахомы с хорошими новостями?
– А что ты считаешь хорошей новостью? – поинтересовался Дэвид.
– Выполнение задания, – хмуро ответил Томас.
– Да-а, – протянул Дэвид, – что-то я не вижу радости от моего появления. Мы не виделись уже три месяца, а ты как будто воды в рот набрал, да еще и злой как черт. Что произошло, Томас?
– Это долгая история.
– Ничего, – ответил Дэвид, вольготно развалившись в кресле, – у меня куча времени. Я тебя внимательно слушаю.
– Ты теперь мой психотерапевт?
– А что, появилась потребность?
– Один – ноль в твою пользу, – хмуро откликнулся Томас.
– Я тебя уже не первый год знаю, парень, так что выкладывай. – Дэвид сделал широкий жест, означавший его согласие выслушивать исповедь друга.
